Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра
Сэр Джордж Перейра пробыл в Жакиендо около двух недель; он жил там в квартире, расположенной рядом с моей, во дворе одного из домов. Это был обаятельный человек, принадлежавший к высшему обществу своей страны, ученый-географ и неутомимый путешественник. Он направлялся в Лхасу и не скрывал этого. Хотя несколькими неделями ранее на тибетской границе задержали датского путешественника и заставили его вернуться назад[102], генерал, видимо, был уверен, что правительство Далай-ламы получило приказ оказать ему самый радушный прием, и все произошло точно так, как он предполагал.
В Жакиендо ходили слухи, что английский путешественник выполняет тайное поручение своего правительства; о нем рассказывали также множество других вещей.
Я не пыталась докопаться до истины, таившейся за всеми этими сплетнями: дела моего соседа не интересовали меня.
У генерала было множество карт, и он сам составлял план районов, через которые проходил, а также усердно, днем и ночью, работал над своими записками. Он очень любезно предоставил свои карты и часть заметок в мое распоряжение. Я почерпнула оттуда немало ценных сведений, и некоторые элементарные выписки из этих бумаг отправились со мной в Лхасу. Однажды вечером, выпив чая, мы говорили о моих странствиях; на столе лежала развернутая карта. Сэр Перейра провел по ней ногтем черту, обозначающую предполагаемое течение реки По-Цангпо.
— Здесь никто еще не бывал, — сказал он. — Интересно было бы отправиться в Лхасу этой дорогой.
Впоследствии я часто гадала, произнес ли он эти слова для того, чтобы подсказать мне маршрут, или просто размышлял вслух.
Разумеется, я часто думала о том, как попасть в таинственный край По, служивший темой стольких преданий. Я давно вынашивала эту идею и в течение нескольких лет обсуждала ее с Йонгденом, когда мы жили в монастыре Кум-Бум. Однако расплывчатые сведения об этой местности, собранные у купцов из центрального Тибета и обитателей Кхама, внушали нам некоторые опасения. Многие утверждали, что жители По являются людоедами. Более осторожные люди скрывали свое мнение на этот счет, но все дружно заявляли, что если чужак забредет в леса, населенные местными племенами, то ему уже никогда оттуда не выбраться.
Поэтому я немного колебалась, размышляя, стоит ли рисковать, но слова генерала разрешили мои сомнения. «Никто еще никогда там не бывал». Мой сосед не мог бы придумать лучших слов, чтобы подвергнуть меня соблазну. В тот день я приняла решение увидеть этот неведомый край. В самом деле, было бы «интересно отправиться этой дорогой в Лхасу». Большое спасибо вам, генерал, вольно или невольно вы оказали мне неоценимую услугу.
Таши-цзе — это небольшое селение, где мы окончательно избрали маршрут, по которому мне было суждено пройти сквозь ряд странных приключений; оно расположено в широкой долине неподалеку от дзонга, воздвигнутого на одиноком холме. «Таши-цзе» означает «цветущая вершина» или «вершина процветания» — и тот, и другой варианты перевода весьма спорны с точки зрения грамматики. Глубинная часть этой долины нисколько не соответствует географическому понятию вершины, и мы вынуждены склониться в пользу второго толкования, которое, увы, представляется таким же неточным, как и первое.
Мы покинули Таши-цзе незадолго до восхода солнца, впотьмах сбились с пути и перешли через реку не в том месте, где следовало. Когда я убедилась в своей ошибке, мост был уже далеко позади. Вернуться назад означало привлечь внимание того или иного из слуг пёнпо. Я не хотела рисковать, и не оставалось ничего другого, как идти по воде. Я поднялась по течению реки в поисках брода и дошла до места, где она разветвлялась на два потока. Один из них широко разлился и почти полностью замерз — из-за последнего обстоятельства переход через реку причинил нам страдания. Мы сняли сапоги, чтобы сохранить их сухими, и тонкая корочка льда, ломаясь у нас под ногами, превращалась в острые, как стекло, осколки, которые больно нас ранили. Затем пришлось искупаться: вода доходила нам почти до бедер.
Как бы нам пригодилось теперь теплое махровое полотенце! Но можно было только мечтать об этом предмете роскоши, который нам давно был заказан. Тибетцы не вытираются, перейдя через реку, разве что используют для этого полы своих широких одеяний. Я попробовала последовать их примеру, но мой широкий плащ из плотной саржи промок и застыл на морозе. Оставалось уповать лишь на быструю ходьбу, чтобы обсохнуть и согреться.
Мы шли вдоль Дайшин-Чу до полудня. Прогулка возбудила у нас аппетит, и мы сочли разумным плотно поесть до того, как покинем долину, ибо не могли предугадать, когда нам встретится вода в горах. Мы уже знали, что значит страдать от жажды, оставаясь без воды в течение тридцати шести часов, и предпочитали заранее избавить себя от подобной пытки.
Поток, впадающий в реку Дайшин, перерезал нам путь. Однажды он вздулся после таяния снегов на вершинах, затопил гору и усеял равнину на большом протяжении бесчисленными обломками скал. Эти камни, скопившиеся во время стихийного бедствия, затрудняли движение потока, уровень которого зимой понизился, и он разделился на множество ручейков, змеившихся по осыпи поодаль друг от друга.
Я быстро набрала поблизости сухого коровьего навоза, и Йонгден развел костер. Предвидя, что путь на высокогорный перевал будет тяжелее обычного, мы решили как следует подкрепиться; на первое у нас был суп, а на второе — чай. Такую очередность в смене блюд установила я; тибетцы же начинают трапезу с чая и завершают ее супом.
Суп?.. Под каким названием он мог бы фигурировать в меню? Может быть, бульон «ватель»?.. На всякий случай я поделюсь его рецептом. Из сумки, засаленной до черноты, согласно местному обычаю, я извлекаю небольшой кусочек сушеного свиного сала — подарок некоего щедрого крестьянина. Мой юный спутник разрезает его на дюжину еще более мелких кусочков, бросает их в котелок с кипящей водой и добавляет туда щепотку соли со вздохом: «Ах! Если бы у нас была хотя бы одна редиска или репа!..» Но у нас нет подобных лакомств, и лишь тонкие, полурасплавленные ломтики сала отплясывают бешеную жигу в кипящем бульоне — мутной жидкости, напоминающей по запаху воду, в которой моют посуду. Однако этот аромат отнюдь не заставляет бродяг, какими мы стали, воротить нос.
Затем в котелок бросают несколько горстей муки, разведенной в чашке холодной водой, и несколько минут спустя суп снимают с огня. Теперь можно его отведать.
— Суп сегодня поистине превосходный…
— Просто отменный…
Но, несмотря на долгое пребывание в Тибете, у меня остались смутные воспоминания о французской кухне, и я добавляю:
— Собаки моего отца ни за что не стали бы есть такие помои!
Я смеюсь и протягиваю свою миску Йонгдену за добавкой.
Настает черед чая. Я срываю с дерева ветку с листьями, кое-как разминаю листья в руках, а затем бросаю в котелок; когда вода немного прокипит, в нее добавляют соль и масло. В сущности, это тоже суп, тем более что мы кладем в свои миски тсампа.
Наконец наш обед подходит к концу; мы чувствуем, что полны сил и бодрости, и готовы штурмовать небо. Взвалив на спину поклажу и взяв в руки посохи, окованные железом, мы дерзко глядим на ближайшую горную гряду, которая возвышается перед нами на дороге, ведущей в неведомую страну. В путь!
Неподалеку от места нашей стоянки мы увидели несколько небольших крестьянских усадеб, одиноко стоявших посреди бескрайней долины, отлого поднимавшейся к далеким вершинам, а затем начиналась пустошь.
Поначалу мы еще могли разглядеть тропы, по которым пастухи гоняют летом стада, но вскоре следы дороги скрылись под травой и затерялись среди камней, и нам пришлось проявить сноровку, чтобы отыскать тропу.
На обширном покатом плоскогорье, по которому мы шли, то там, то сям виднелись небольшие холмы и овраги. Мы спустились в один из таких оврагов и обнаружили на дне его замерзший ручей, по скользкой поверхности которого было трудно двигаться. Выйдя из расселины, мы увидели, что плоскогорье раздваивается, образуя две долины. Согласно полученным указаниям, мы должны были подняться вверх по течению реки, но перед нами было два потока; один из них струился вдали от нас по глубокому ущелью (это был тот самый ручей, возле которого мы совершали трапезу), а другой змеился у наших ног среди мха и травы. По нашим сведениям, где-то неподалеку располагалось становище докпа, пустующее зимой, где мы могли бы переночевать. Я жаждала до него добраться, ибо в декабре на такой высоте тяжело выносить ночной холод в таких легких одеяниях, как у нас.
