Владимир Войнович - Автопортрет: Роман моей жизни

К сожалению, преследования писателей не ограничились тем давним периодом. Если уж вы слушаете зарубежное радио (куда смотрит ваш директор?), то вы и сами сможете составить список писателей (а заодно и музыкантов, танцовщиков, художников, шахматистов и прочих), которые представляют нашу сегодняшнюю литературу с гораздо большим основанием, чем почетные члены вашего клуба. Именно эти писатели, изгнанные из страны или подвергающиеся преследованиям на родине, являются лучшими из ныне живущих, и рано или поздно будут признаны благодарными потомками. Впрочем, зачем потомками? Уже и сейчас их книгами, переходящими из рук в руки, зачитываются тысячи людей в нашей стране и миллионы за рубежом.

Недавно ктото из вас писал мне: «Мы любим Вас таким, какой Вы есть». А теперь пишете: «Мы также возмущены Вашим «творчеством» (беря последнее слово в кавычки). Так каким же вы меня любили? И чего стоила ваша «любовь» (теперь я ставлю кавычки), если она кончилась, едва вы узнали о моем исключении из Союза писателей? Видимо, эта ваша «любовь» была просто казенным мероприятием.

Мои книги оттого, что я исключен из Союза писателей, хуже не стали. Они переведены более чем на двадцать языков, о них написаны тысячи хвалебных статей в мировой прессе, включая коммунистическую. Я вам с гордостью скажу, что тысячи читателей в нашей стране не отреклись от меня, они берегут мои книги, перечитывают, а иногда и переписывают от руки. Эти читатели мне дороги, а такие, как вы, извините, нет.

Да и вообще настоящий читатель не тот, кто пишет членам Союза писателей, всем без разбору, поздравления к праздникам и ставит галочку в отчете, а тот, кто читает книги, деля их на интересные и неинтересные. Тот, кто зачитывается интересными книгами, плачет над ними или смеется, набираясь ума, доброты и сочувствия к людям.

Мои книги сейчас не печатаются в СССР, но виноват в этом не я. В. И. Ленин (может быть, он является для вас авторитетом), по словам В. БончБруевича, мечтал, что наступит время, «когда мы наконец воссоединим литературу, которая создавалась по ту и другую сторону границ самодержавной России, когда мы наконец будем в состоянии изучать ее всю целиком и полностью и обратим самое серьезное внимание на то, что многие авторы должны были волейневолей печататься за границей».

Надеюсь, что когданибудь мечта Ленина все-таки сбудется, и в числе многих книг, пока что вам недоступных, дойдут до вас и мои. И некоторым из вас станет стыдно за то, что вы подписали письмо, сочиненное вашим директором.

В. ВОЙНОВИЧ

2 ноября 1977 г., Москва».

Приложение 8

Письмо Э. Рязанову

Многоуважаемый Эльдар Александрович!

Я очень рад тому, что у Вас возникла идея поставить фильм по моему роману «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Я буду рад безмерно, если эта идея осуществится практически. Это само по себе говорит о моем стремлении, как Вы выражаетесь, к примирению с Родиной. Пусть будет так. Но при этом все же замечу, что Родина мне всегда была дорога, и к разрыву с ней я никогда не стремился. По крайней мере семь лет после моего исключения из Союза писателей СССР я из последних сил противился могущественным силам, выталкивавшим меня за границу. В 1980 году представитель этих сил объявил мне, что, если я не покину СССР в самое ближайшее время, будет сделано все, чтобы моя жизнь стала невыносимой. Но она уже и так была невыносима. Не знаю, насколько Вам известны условия моего тогдашнего существования, поэтому вкратце напомню. К моменту моего отъезда все мои книги, киносценарии, пьесы и даже песни были полностью запрещены. Я, отец троих детей, был лишен какой бы то ни было легальной возможности заработать на кусок хлеба. Милиция постоянно угрожала мне обвинением в тунеядстве. Моя почта была почти полностью блокирована, телефон выключен, а я передвигался по Москве всегда в сопровождении большой свиты, которая не упускала меня ни на миг из виду. Иногда члены этой свиты проявляли разного рода активность, напоминая мне о зыбкости моего существования. Конечно, я ко всему этому тогда более или менее привык, но надо признаться, что осуществлять мои литературные планы (а у меня никаких других не было и нет) в обстановке постоянного напряжения мне было трудно. А мне было обещано (и вполне серьезно), что станет еще труднее. Я выехал в ФРГ в декабре 1980 года, а в июле 1981го указом Брежнева был лишен советского гражданства «за действия несовместимые». Эти «действия» выражались в том, что ситуацию в СССР я оценивал как застойную и выражал надежду на приход нового поколения руководителей, которые приступят к серьезным реформам. У меня есть целый сборник статей, написанных в то время, которые подтверждают, что мои предсказания я не придумал задним числом.

Извините за все эти подробности, но я предполагаю, что Вы захотите ознакомить с моим письмом еще когото, кто, может быть, имеет превратное представление о том, как я покинул Родину, что этому предшествовало и что за этим последовало.

Сейчас уже всем известно, что ситуация, в которой многие писатели, художники, музыканты, актеры и режиссеры вынуждались или к долгому молчанию, или к эмиграции, была создана людьми, ввергнувшими страну в состояние застоя. Я лично этих людей с Родиной никогда не отождествлял и всегда верил, что, вопреки их усилиям, мой скромный труд рано или поздно будет признан на Родине. Помоему, сейчас для такого признания самое подходящее время. К происходящему сегодня процессу оздоровления советского общества я отношусь положительно и не вижу причин, почему я должен стоять от него в стороне. Я думаю, что возвращение советскому читателю книг моих и книг других отторгнутых писателей могло бы способствовать закреплению и развитию этого процесса.

Теперь конкретно о деле. Мне настолько хочется, чтобы оно осуществилось, что я вообще не ставил бы никаких условий, но есть одна, впрочем, вполне преодолимая «закавыка». Дело в том, что мои права на «Чонкина» временно ограничены. Одна английская фирма купила у меня так называемое право option. Если Вы не знаете, что это значит, попробую объяснить. Это значит, что фирма покупает права на книгу на определенный срок — в данном случае этот срок истекает 18 ноября с. г. В течение этого срока фирма изыскивает возможности постановки фильма: выпрашивает у когото деньги (сама она не настолько богата) и ищет режиссера. Иногда сначала собирает деньги, а потом находит режиссера, иногда находит режиссера, а уже «под него» собирает деньги. В данном случае режиссер (довольно известный) уже есть. Идут переговоры о совместном англонемецком телевизионном фильме. Причем сейчас уже фирма торопится, потому что срок контракта поджимает. Получив Ваше письмо, я немедленно с этой фирмой связался и сказал о Вас. Они очень загорелись и готовы немедленно лететь в Москву для переговоров о совместной постановке. Помоему, это было бы здорово. Под режиссера Рязанова и под такого сопродюсера, как Советский Союз, они немедленно собрали бы деньги и, возможно, довольно большие. При этом фильм полностью делается в СССР, но для него выделяется западная пленка и западная аппаратура, а потом и западная реклама для распространения здесь.