Борис Могилевский - Гемфри Деви

Кювье — один из наиболее выдающихся зоологов конца XVIII и начала XIX века. Он проделал громадную работу по классификации животного мира. Противник эволюционной теории, он одержал в публичном споре в Академии победу над Ламарком и этим на некоторое время закрепил ошибочное представление о неизменности видов. Он выдвинул фантастическую теорию катастроф, по которой каждый геологический период, имеющий свою фауну и флору, заканчивался катастрофой; все гибло, чтобы снова, известным только одному Кювье способом, возродиться в новую геологическую эпоху.

Александр фон Гумбольдт — великий натуралист, зоолог, ботаник, географ, путешественник, геолог, человек, проникший своим блестящим умом в тайны земной коры. Впрочем, не только коры, — он старался проникнуть и в недра земные. Ярый плутонист, так же как и Деви, он многие явления природы объяснял действием силы подземного огня.

Таким образом, Париж начала XIX века блистал таким созвездием ученых, каким не мог похвалиться ни один город мира.

Михаил Фарадей

«Питерлоо, но не Ватерлоо» или расправа с безоружными рабочими на Петровом поле близ Манчестера. (С карикатуры 1819 года)

Двадцать третьего декабря Деви покинул Париж и направился на юг Франции, а затем в Италию.

Для Фарадея путешествие с Деви имело огромное значение. Оно расширило рамки его умственного кругозора; общение с виднейшими европейскими учеными помогало ему пополнять свои научные знания.

В день отъезда из Лондона Фарадей записал в своей книжке восторженные слова радости: «Сегодня утром начинается новая эпоха в моей жизни. Никогда, насколько я помню, дальше двенадцати миль от Лондона я не бывал».

Семнадцатого июня путешественники были уже в Милане. Деви впервые встретился с человеком, которому был обязан более всех на свете — он говорил с гениальным изобретателем Вольтова столба.

Прекрасная символическая триада. Вольта, открывший науке тайну гальванического электричества и подаривший людям мощный источник электрического тока — свой чудесный снаряд, Деви, использовавший Вольтов столб и открывший новую эру в химии, и Фарадей, который понесет эстафету науки дальше и своим многолетним трудом обеспечит грядущее торжество электричества в разнообразнейших отраслях его применения.

Жизнь Фарадея в этом смысле являлась продолжением жизни Деви и Вольта. Деви не хотел этого понять. Если в лаборатории Деви никогда не давал почувствовать своего преимущества Фарадею, то вне ее все складывалось иначе. Согласившись временно выполнять функции эконома, Фарадей вскоре столкнулся с попытками леди Джэн превратить его в лакея. Чем дальше, тем больше обострялись отношения между женой сэра Деви и его помощником. Гемфри Деви не только не поддержал своего ученика в этих столкновениях, но остался в стороне и тогда, когда вокруг Фарадея сплеталась сеть великосветских интриг.

Если бы леди Джэн не стала между Фарадеем и Деви, возможно, их отношения приняли бы совершенно другой характер. Фарадей тяжело переносит годы путешествия. «Вы думаете о путешествии. Я с Вами согласен, что путешествие дает много опыта и знания света. Но о себе скажу, что если бы я представлял себе ясно все, что меня ожидает, я бы ни за что не уехал из Лондона. Много раз мне очень хотелось бросить все и вернуться домой. Меня удерживало только желание извлечь из своего путешествия всю ту нравственную и умственную пользу, которую оно может мне принести. Я начал изучать языки и хотел бы продвинуться дальше. Я узнал много нового о жизни и обычаях народов, и мне хочется знать еще больше. Наконец, постоянное общение с сэром Гемфри Деви дает неповторяемый случай для усовершенствования знаний по химии. Все это определяет мое решение закончить путешествие с сэром Гемфри. Но Вы должны знать, дорогой друг, что я жертвую для этого многим, очень многим…»

Дорогой ценой уплатил Михаил Фарадей за свое желание быть вблизи Деви. Жизнь становилась невыносимой. Во втором письме к своему другу Бенжамену Абботу Фарадей объясняет обстоятельства, приведшие к столь тяжелому положению:

«Вы хотите знать, почему я чувствую себя несчастливым. Я мог бы высказать тысячу жалоб, но, размышляя обо всем трезво и объективно, я думаю, что мне вообще нет никакой нужды жаловаться на кого бы то ни было. Я просто изложу Вам обстоятельства.

За несколько дней до нашего отъезда из Англии лакей Деви отказался ехать с нами, и сэр Гемфри просил меня заменить его, пока мы не доедем до Парижа, где он надеялся найти себе подходящего слугу. Чтобы вывести Деви из затруднительного положения, я согласился.

Однако в Париже он не нашел себе подходящего человека: он хотел, чтобы его слуга говорил по-английски, по-французски и немного по-немецки (а я все еще по-французски не говорю). Но англичан в Париже не было, кроме пленных, а французские лакеи по-английски не говорят. Естественно, что он не нашел подходящего человека ни в Лионе, ни в Ницце, ни в Генуе, ни во Флоренции, ни в Риме, ни во всей Италии и не имеет до сих пор другого слуги, кроме меня.

Сэр Гемфри всегда старался избавить меня от черной работы, и когда мы оставались где-либо на продолжительное время, я обычно имел одного или больше помощников. Сейчас, хотя мы живем в отеле, у нас два человека мужской прислуги. Но я остаюсь попрежнему приближенным слугой и должен не только заведывать расходами семьи, но смотреть за прислугой, за столом, за всем обиходом.

Все это было бы ничего, если бы я путешествовал с одним сэром Гемфри или если бы леди Деви была похожа на него. Но она бывает так несправедлива ко мне, к слугам и к самому сэру Гемфри…» Воспитанная в пренебрежении к труду, полная аристократических предрассудков, леди Джэн мало сочувствовавала «прозаической» работе своего мужа, она просто ее не понимала.

Богатая светская дама искала в своем знаменитом муже все, кроме страсти к науке. В первые годы супружества победы на семейном фронте одерживала леди Джэн, а потому ее муж отдавал науке все меньше и меньше времени. А когда, увлекшись новой проблемой, Деви начал реже появляться в обществе, наступил семейный разлад, который в итоге сделал брак Деви неудачным. Многие годы супруги не жили вместе, и не потому ли Деви так много скитался один по странам Европы, пока не закончил свою жизнь вдали от родины. У его смертного одра леди Джэн не было…

Деви приехали в Рим. «Вечный город» произвел на Гемфри Деви глубокое впечатление. В своем обобщающем поэтико-философском произведении «Утешение в путешествиях, или последние дни философа» Деви описывает свое посещение Рима и отзвуки, пробужденные этим городом в его впечатлительном уме.