Алекс Громов - Клеопатра. Любовь на крови

Клеопатре разрешили подготовить к погребению Марка Антония, предоставив для этого все необходимое: ладан, кедровое масло и корицу. На бальзамирование его тела ушло два дня, причем римляне не вмешивалась как в подготовке, так и в самой церемонии погребения. Октавиан решил продемонстрировать всем посмертное уважение к Марку Антонию, несмотря на его враждебные действия (точнее, попытки их) против Рима. Мертвый соперник, покончивший с собой и потерявший не только власть, но и друзей, ему был не страшен.

3 августа 30 года до н. э. Клеопатра в сопровождении своих верных служанок Ирады и Хармион собственноручно погребла Марка Антония. По тогдашней местной традиции женщины, потерявшие мужей, на похоронах всячески проявляли свое неутешное горе, и, судя по описаниям очевидцев, Клеопатра на стала исключением — она кричала и билась в конвульсиях, и царапала себя ногтями, и поэтому к концу похорон ее грудь воспалилась и покрылась язвами от чрезмерных проявлений скорби, упоминается также лихорадка. К тому же царица вовсе не собиралась бороться со своей болезнью, пока не получит каких-то гарантий на будущее. Поэтому она стала отказываться от пищи. Своему личному врачу Олимпу, находившемуся при ней много лет, она заявила, что так может тихо умереть без какого-либо участия римлян. По всей видимости, у Клеопатры тогда еще оставалась надежда, что Египет все-таки достанется после ее смерти детям.

Но кто-то из римлян, охранявших египетскую царицу, доложил Октавиану, что с ней творится неладное и он может потерять самый главный приз своего будущего триумфа. Чем он мог прервать эту голодовку и желание смерти? Тут показное благородство изменило Октавиану, и он "стал угрожать ей расправою с детьми", после чего Клеопатре ничего не оставалось, как начать есть и лечиться. Но взамен она потребовала личной встречи с Октавианом, ибо только он мог дать ей и детям какие-то гарантии на будущее.

Личная встреча Клеопатры и Октавиана (который был моложе на шесть лет) состоялась 8 августа. До наших дней дошли два ее описания, историков Диона Кассия и Плутарха, которые различаются между собой не только в деталях, но и тональности, хотя и тот, и другой текст наверняка содержит и художественную часть, близкую по духу его автору. Так, Плутарх (основываясь на рассказе доктора Клеопатры), описывая, как Октавиан, пытаясь Клеопатру утешить, на самом деле жаждал лишь обмануть: "Она лежала на постели, подавленная, удрученная, и, когда Цезарь появился в дверях, вскочила в одном хитоне и бросилась ему в ноги. Ее давно неприбранные волосы висели клочьями, лицо одичало, голос дрожал, глаза потухли, всю грудь покрывали еще струпья и кровоподтеки — одним словом, телесное ее состояние, казалось, было ничуть не лучше душевного. И, однако, ее прелесть, ее чарующее обаяние не угасли окончательно, но как бы проблескивали изнутри даже сквозь жалкое это обличье и обнаруживались в игре лица. Цезарь просил ее лечь, сел подле, и Клеопатра принялась оправдываться, все свои действия объясняя страхом перед Антонием или принуждениями с его стороны, но Цезарь опроверг один за другим каждый из ее доводов, и тогда она тотчас обратилась к мольбам о сострадании, словно обуянная жаждою жить во что бы то ни стало. Под конец она вынула опись своих сокровищ и передала Цезарю. Селевк, один из ее управляющих, стал было уличать царицу в том, что какие-то вещи она похитила и утаила, но Клеопатра набросилась на него, вцепилась ему в волосы, била по лицу и, когда Цезарь, улыбаясь, пытался ее унять, вскричала: "Но ведь это просто неслыханно, Цезарь! Ты, в моих жалких обстоятельствах, удостоил меня посещения и беседы, а мои же рабы меня обвиняют, и за что? За то, что я отложила какие-то женские безделушки — не для себя, несчастной, нет, но чтобы поднести Октавии и твоей Ливии и через них смягчить тебя и умилостивить!" Эти слова окончательно убедили Цезаря, что Клеопатра хочет жить, чему он немало радовался. Он сказал, что охотно оставляет ей эти украшения и что все вообще обернется для нее гораздо лучше, чем она ожидает, а затем удалился с мыслью, что обманул египтянку, но в действительности — обманутый ею". Но это стало известно чуть позже.

В версии же Диона Кассия, более мелодраматической и с оттенком театральности, Клеопатра, только что похоронившая мужа и лишившаяся всякой власти, предстает в облике гордой и величественной царицы (даже траур "был ей к лицу"), которая встречает Октавиана в богатых покоях на изящной скамье. Да и скамья Кассием Дионом упоминается не случайно — ведь именно на ней, как он утверждает, Клеопатра разложила бюсты и портреты Цезаря и его любовные письма к ней, которые она хранила на груди. Почтительно приветствуя своего победителя и нового владыку мира, Клеопатра собиралась напомнить ему о том, что Цезарь, его приемный отец, был когда-то ее возлюбленным. Затем, как утверждает Дион Кассий, царица стала зачитывать вслух Октавиану отрывки из писем Цезаря, тщательно выбирая подходящие сентиментальные фрагменты. При этом Клеопатра пыталась застенчиво и ненавязчиво напомнить, что корону и власть над Египтом она получила не только по праву наследства, но и из рук самого Цезаря. Может быть, поэтому она "обливалась слезами и целовала письма, а потом вновь и вновь падала на колени перед портретами Цезаря". Разумеется, царица всегда была верна Риму и его владыкам. По всей видимости, это была первая личная встреча Клеопатры и Октавиана (хотя теоретически они могли пересечься и в Риме), и тут царица, опять же по словам Диона Кассия, бросает нежные взгляды на своего смертельного врага и вроде бы даже украдкой сравнивает старого, убитого и давно с почестями похороненного Цезаря с новым, обретшим верховную власть, в том числе и над ней. При этом Клеопатра, которая "показала себя соблазнительной", якобы держалась дерзко и говорила красноречиво, а Октавиан, как положено настоящему владыке, держался с традиционной римской прямотой и простотой, но вместо того, чтобы использовать свой пронзительный взгляд, которым он гордился (и смущал подданных), предпочел устремить взгляд в пол, не встречаясь глазами с царицей, и придерживаться заранее составленной речи, и при этом избегать четких ответов на вопросы Клеопатры о предстоящей судьбе Египта и царевичей.

Вся сцена переговоров Клеопатры и Октавиана у Диона Кассия построена на таком противопоставлении действующих лиц, непроницаемого диктатора и беззащитной женщины, которая тем не менее и стала источником войны с Римом. При этом, не оправдывая Клеопатру, Дион Кассий ничего не сообщает о том, что царица просила хотя бы благодарности за то, что сдала Пелузий и за то, что ее флот в решающий момент покинул боевые порядки, оставив флот Марка Антония перед лицом флота Октавиана? Неужели она и в самом деле не предавала и не вела никаких тайных переговоров с врагом? И теперь ей нечего предложить ему, кроме каких-то воспоминаний? Затем разрыдавшаяся Клеопатра бросилась к ногам Октавиана, говоря, что жизнь ей опостылела, и поэтому просила его дать ей возможность присоединиться к мертвому Антонию. Она упрашивала Октавиана: "Не откажи мне быть похороненной с ним, ибо я умираю из-за него, и мы будем рядом в самом Аиде". Но Октавиан, которому нужна была Клеопатра в качестве "изюминки триумфа", был непреклонен, но не стал говорить правду о своих планах. Он усадил ее на скамейку и сам сел рядом. Выслушав Клеопатру, которая огласила набор своих оправданий, в том числе объясняя свои действия "необходимостью и страхом перед Антонием", Октавиан разбил все выдвинутые ею аргументы, выражая к ней доброе отношение. Так и не получив от него четкого ответа о будущем себя и своей страны, Клеопатра, признав безусловную победу Рима, в знак своего поражения и покорности передала Октавиану опись своих сокровищ. И тут, по словам Диона Кассия, римский владыка решил ознакомиться со списком. Комментировать сей список взялся дворцовый управляющий царицы Селевк, который при ней и заявил Октавиану, что Клеопатра "похитила и утаила" несколько весьма ценных предметов. Далее следовала гротесковая сцена со вцеплением Селевку в волосы и фраза Клеопатры о том, кому же предназначались те самые пропавшие камни. Напоследок коварный Октавиан заверил Клеопатру, что "все обернется для нее гораздо лучше, чем она ожидает…".