Александр Жаренов - Братство фронтовое

Двое санитаров на корточках пробираются между ними, оказывая первую необходимую помощь.

Подбодрив раненых, выбираемся из подвала и перебежками спешим по траншеям.

Едва прыгнули в углубление окопа, как грохнул вражеский орудийный залп. Снаряд угодил в этот полуразрушенный дом. Резкий взрыв. Клубы дыма и пыли с комьями земли. Остатки избы рухнули, засыпав раненых и их спасителей-санитаров. С гневом смотрели мы на то место, где были раненые. Вокруг начали хлопотать бойцы-саперы с подоспевшими другими санитарами. Надо спасти живых из-под завала.

Терновых сидит на дне окопа, согнувшись возле телефониста, пытавшегося связаться с ротами.

- Хватит тебе тут ковыряться с телефоном, - сердито говорит комбат в сторону начальника штаба. - Пошли в поле.

Впереди в разных положениях застыли наши танки. Во время наступления они подорвались на минах. За замершей их броней окопались фашисты, ведут обстрел из пулеметов и автоматов. Мы залегли. Видя бесцельную гибель наших, комбат через связных приказал командирам рот приостановить движение, окопаться, выслеживая каждого фашиста. Немалых усилий и жертв стоило нам выкурить засевших за танками фашистов.

Преодолев обстреливаемое поле, мы приблизились к деревне Холм Березуйский. Она действительно походила на холм. Вокруг сплошные рытвины. Из дзотов с холма враг вел пулеметный обстрел. То и дело залегаем. Как только кто вставал, тут же падал, подкошенный пулями. Ползком от воронки к воронке накапливались ближе к скату холма, испещренного амбразурами. Другие роты справа и слева решительными перебежками обходят холм, как муравьиную кучу, внутри которой кишат фашисты. Они все глубже и глубже уползают в свои норы, продолжая огрызаться из дзотов.

В воздухе ревут моторы самолетов. Линия фронта извилинами окопов походит на запутанный лабиринт. Наши ряды настолько сближены с противником, что ни те, ни другие самолеты не решаются сбрасывать бомбы на передний край, на холм деревни. Началась борьба в воздухе. Появились новые группы наших тганков. С ходу они таранили впереди укрепления. Продукты НЗ - неприкосновенный запас на исходе. Жажду от голода утоляем снегом. Доставка горячей пищи и других продуктов питания затруднена из-за обстрела.

Помощник комбата по строевой лейтенант Бедов, связавшись по телефону с хозяйством полка, просит ускорить подброску продуктов. Сам решает встретить старшину. Глубокая воронка узкой тропой соединялась с бывшими окопами врага. В измазанном и порванном маскхалате, в сдвинутой на глаза каске комбат Швыдченко, стоя на коленях, наблюдает в стереотрубу. Порвалась линия. Я склоняюсь над телефонным ящиком, ожидая сигнала о восстановлении связи с полком. Телефонист выбирается на ее исправление.

С глухим стуком комьев мерзлой земли, плашмя на животе сползает связной. Поднявшись на локти, простуженным голосом с трудом говорит:

- Там, в овраге, старший лейтенант Бедов. Боец Пережогин и старшина убиты. Одному ему трудно, - и сваливается на бок от боли в ноге.

Слышу сигнал в трубке. Нервно продуваю ее, словно что-то там застряло. Кубарем скатывается телефонист. Запыхавшись, докладывает:

- Связь исправлена, товарищ комиссар.

Тут же я передал трубку телефонисту. Он начал вызов Клена. В это время помогли связному снять сапог и спешно наложили повязку на раненую ногу.

Связной ранен, старшина и боец Пережогин убиты, Бедов один, а продуктов все нет и нет, - неслись мысли.

- Комбат! Я пошел к Бедову, - обращаюсь к Швыдченко, продолжавшему наблюдать в стереотрубу.

- Давай, - не оглядываясь, говорит комбат.

Решительно выбираюсь из воронки. Тут же вслед просвистели пули. Укрываясь от обстрела за каждым выступом взрыхленного поля, ползком спускаюсь к оврагу. Вокруг урчат пулеметы, взрываются снаряды, гудят самолеты. Лежа, опираясь руками о мерзлую землю, немного передыхаю, снова ползу, превращая в лоскутья свой маскировочный халат. Поддерживая одной рукой кобуру с пистолетом, другой - полевую сумку, броском перескакиваю через рытвины окопа и снова ползу. Добравшись до кустарника, спускаюсь с небольшого ската в ложбинку. Возле поломанных кустов хлопочет Бедов. Ползая вокруг термоса со сдвинутой на затылок шапкой, с торчащими прядями сбитых волос, он старается как-то заделать отверстие простреленного термоса.

- Ну, что случилось?

- Да теперь вроде в порядке, - глуховатым голосом отвечает лейтенант, обрадовавшись моему появлению. - Термос пробуравили. Подлечил. Беда - люди погибли. Убили, гады, - с гневом говорит он, показывая на поломанные кусты. Сзади них в притоптанном снегу лежали мертвые старшина и боец-комсомолец Пережогин. Возле них, накренившись, стоят термос с супом, рюкзак с хлебом.

По скату подобрался к убитым.

На днях я говорил с ними о боях, о письмах, теперь они мертвые, - думаю я, глядя на их восковые, безжизненные лица.

Осматриваю их карманы. Списки бойцов, истертые письма, комсомольский билет.

Все это укладываю в свою полевую сумку. Еще раз осматриваю погибших. Поудобнее укладываю их вместе под ветвями кустарника и укрываю шинелью.

- Прощайте, друзья, - говорю им тихо, вскидывая на спину один термос и рюкзак с продуктами. Другой термос накидывает на себя Бедов. - Ну, пошли!

Скрытые дымной пеленой, в сумерках, мы снова ползком пробираемся по обстреливаемому полю. Подползаем к бугру края воронки КП. Залегаем.

- Как, Бедов, устал? - спрашиваю я, разглядывая его измученное и поцарапанное лицо.

- Ничего, комиссар. Теперь дома, - отдышавшись, отвечает Бедов, поправляя на себе термос.

- Будь осторожен! - предупреждаю его и первым перекатываюсь в воронку с ценным грузом. И снова надо мной проносятся вражеские пули.

- У, паразиты! - сердито бросаю им вслед. Еще не освободившись от своей ноши, с учащенным биением сердца кричу:

- Бедов, давай быстрее! - и оборачиваюсь... Лейтенант Бедов лежит на гребне бугра неподвижно, перегнувшись головой к нам. Слетевшая с него шапка медленно от комка к комку скатывается в воронку.

- Этого еще не хватало, - сказал комбат, подняв взгляд на верх бугра.

Вместе с комбатом осторожно переносим пробуравленное пулями размякшее тело Бедова на дно воронки. Из новой пробоины термоса, снятого с его спины, бьет прозрачная струйка.

Опускается вечер. Стихает. Только легкий бисер падающего снега то и дело освещают ракеты. Вскоре сползают сюда, запыхавшись, начальник штаба и парторг. Их радость возвращения омрачилась печалью, когда они увидели мертвым своего боевого друга. Сжавшись на дне воронки, молча приступаем к запоздалому обеду.

Прожевывая пищу, тихо и натруженно я докладываю по телефону командиру полка о случившемся.