Виктор Кельнер - 1 марта 1881 года. Казнь императора Александра II

С внешней стороны все шло гладко, хорошо, и только один раз днем зашел к нам управляющий домом. Это было в отсутствие Кобозева. Он спросил, не дал ли новый асфальт трещины, и хотел сам пройти в наше помещение, чтобы посмотреть. Я сказала ему, что там я только что развесила белье и что мы сами заинтересованы в том, чтобы нас не залило водой, потому мы внимательно следим за целостью асфальта. Он этим заявлением удовлетворился и ушел. В это время в задних помещениях уже была сложена вынутая из подкопа земля, прикрытая сеном и каменным углем, которым отапливалась печурка в нашей комнате.

В конце февраля — числа 24—25-го — работа в подкопе была окончена, и все было готово для закладки мины, но ее решено было заложить только перед самым предполагаемым днем проезда царя.

27 февраля Суханов заметил, что за ним следили, когда он вечером вышел из магазина (обратили внимание, когда он вошел к нам, как это выяснилось на суде); он взял извозчика-лихача, за ним погнался шпик, но Суханову удалось избавиться от него и сойти с извозчика, не доезжая своей квартиры. 27 февраля были арестованы Желябов и Тригони на квартире последнего. На суде по процессу 1 марта (Желябова, Перовской и др.) дворники дома Менгдена показывали, что они 27-го числа заметили двух молодых людей, входивших и выходивших в разное время из магазина, и признали их в Желябове и Тимофее Михайлове, но этот последний не знал даже о существовании магазина и никогда не бывал у нас. Возможно, что слежка началась с Тригони, работавшего в подкопе и жившего под своей фамилией, и не без участия предателя Окладского, как мне думается теперь. По словам околоточного надзирателя 1-го уч[астка] Спасской части на суде над первомартовцами, «до 26 февраля по всем негласным наблюдениям оказалось, что Кобозева никто из подозрительных не посещал».

28 февраля инженер Мравинский в присутствии пристава и помощника пристава произвел осмотр нашего помещения под видом технических и санитарных целей, что указывает на то, что у них не было серьезных подозрений относительно лавки и осмотр делался только для очистки совести, на случай проезда царя, иначе они не постеснялись бы сделать настоящий обыск. Осмотр был в мое отсутствие. В магазине, около задней стены, была устроена деревянная обшивка в виде ящика с плотно заделанным досками верхом, на которой помещались выложенные из бочки сыры; осмотрев ее, Мравинский заметил, что крошки сыра могут падать в щели и там разлагаться. В лавке стояли большая бочка и кадка с землей, сверху хорошо прикрытые сырами. Мравинский удовлетворился заявлением Кобозева, что они наполнены сыром. После поверхностного осмотра помещения лавки, где он видел, что наружные стены на улицу вполне целы, а под полом — вода и вести подкоп нельзя, он направился в нашу комнату, где уже внимательно осмотрел стены, спросил: «Зачем деревянная обшивка от пола до окна?» — и удовлетворился объяснением Кобозева, что это сделано в предохранение от сырости; после этого пошли осмотреть задние помещения, выходившие на двор и служившие складочным местом для тары от сыров и сена, для каменного угля и прочих хозяйственных принадлежностей. Мравинский полюбопытствовал о назначении сена и пнул даже ногой сено и уголь, которым, кстати сказать, была прикрыта земля. Пошли обратно, и в нашей комнате Мравинский остановился, посмотрел из окна на улицу, плотно облокотившись на деревянную обшивку и удостоверившись в ее крепости и неподвижности, как показалось Кобозеву, довольный вышел в лавку, где подвернулся ему наш кот, которого он ласково погладил, затем он попрощался с Кобозевым и удалился, говоря, что нужно еще на Малой Садовой осмотреть один подвал, что и сделал, как оказалось потом.

Я вернулась, кажется, через час после этого визита. При входе кого-либо в магазин всегда раздавался звонок (помещение не отапливалось, мы сидели в комнате и выходили только при звонке), при звуке которого и в этот раз Кобозев, увидев меня в окно двери, выскочил из комнаты вприпрыжку и вприпляску мне навстречу, говоря: «У нас был обыск». Я думала, что он сошел с ума, так странно было видеть его пляшущим и говорящим об обыске. «Если бы это был обыск, ты бы теперь не плясал тут», — сказала я ему. Рассказав мне подробно обо всем случившемся, он отправился на Вознесенский проспект, в квартиру Исаева и В. Н. Фигнер, сообщить о происшедшем.

Немедленно было созвано собрание тех членов Исполнительного комитета, которых можно было быстро известить, и решено назавтра, 1 марта, действовать во что бы то ни стало, при взрыве на Малой Садовой или без него, одними только метательными снарядами. Исаев был командирован в лавку на Малую Садовую, чтобы ночью заложить мину; Кибальчич сначала должен был произвести с метальщиками пробу запаса метательных снарядов, что ими и было проделано за Смольным монастырем, в пустынном месте за городом; а потом Кибальчич, Суханов и Грачевский должны были приготовить метательные снаряды (взрывчатый материал, гремучий студень и пр. заранее давно уже готовы были) на квартире Исаева и Фигнер по Вознесенскому проспекту, д. 25/76. К восьми часам утра 1 марта были готовы четыре метательных снаряда, из которых два были принесены Перовской и два Кибальчичем на Тележную ул., д. № 5, в квартиру Саблина и Геси Гельфман, где должны были собраться метальщики, получить снаряды и указания от Перовской — где кому находиться при проезде царя в манеж и обратно. Метальщиков было четыре: Николай Рысаков, Игнатий Гриневицкий, Тимофей Михайлов и Иван Емельянов. Все метательные снаряды были окончательно приготовлены на квартире по Вознесенскому проспекту с посильною помощью В. Н. Фигнер. Снаряды состояли из жестяных коробок цилиндрической формы с гремучим студнем, весом фунтов 5–6, и системою запалов. Кибальчич жил на Лиговке, д. 83, кв. 1, но там мастерской не было. Мина на Малой Садовой состояла из черного динамита в двух сосудах — жестяного и бутыли — с запалом из капсюли с гремучей ртутью и шашки пироксилина, пропитанных нитроглицерином, всего весом с посудой 89 фунтов. Запал был соединен с проводами, которые в нужный момент должны были быть соединены с гальванической батареей. В лавке на время проезда решено было остаться мне, как хозяйке, на случай прихода кого-либо из полиции или шпиков; вместе с тем я должна была следить из окна магазина за появлением кареты царя на Малой Садовой и дать знать об этом товарищу, который должен был быть при батарее у окна соседней комнаты для смыкания проводов. Для этой цели выбор пал на Михаила Федоровича Фроленко, как постороннего лавке человека, который в момент после взрывной суматохи, если бы остался цел, мог бы выйти через задний ход со двора. Кобозев за час до проезда царя должен был уйти из лавки. Метальщики в условленное время собрались в квартире на Тележной улице, где от Перовской получили инструкции, кому где в какое время стоять, причем при проезде царя в манеж по обоим концам Малой Садовой должны были стоять по 2 метальщика. Перовская сказала им: «Там (т. е. на Малой Садовой) уже ждут»; в случае неудачи они должны с обоих концов спешить на помощь. Метальщики не знали о существовании магазина, но знали, что что-то должно произойти помимо их. По словам Рысакова, «говоря о способах совершения покушения, Кибальчич, по-видимому, возлагал надежды на мину, так как считал „большой иллюзией“ мысль, что придется действовать метательными снарядами».