Борис Мееровский - Гоббс

Под этим же углом зрения решается Гоббсом и вопрос о том, в каких случаях подданные освобождаются от повиновения верховной власти. Поскольку главным назначением государства является защита граждан, постольку они обязаны повиноваться ему только до тех пор, пока государство в состоянии защищать своих подданных. Когда же верховная власть в силу тех или иных причин перестает выполнять функцию защиты мира и безопасности, то подданные освобождаются от всяких обязанностей по отношению к суверену. Это может произойти в случае отречения суверена от власти, в случае, когда суверен сам становится чьим-то подданным, а также в тех случаях, когда тот или иной подданный подвергается пленению, изгнанию и т. п. (см. 3, II, 242—244).

Уподобляя государство Левиафану («который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан» (3, II, 47)), Гоббс подчеркивает, что всякий государственный организм может существовать только в условиях гражданского мира. Смута есть болезнь государства, а гражданская война — его смерть (там же, 48). И как опытный врачеватель, Гоббс исследует «немощи государства», выявляет причины, ведущие его к распаду и гибели. На первое место он ставит, как и следовало ожидать, «недостаточность абсолютной власти» (там же, 334), считая это главным источником внутренних междоусобий. Затем идут различные «ложные учения», противоречащие природе государства и способствующие его ослаблению. К ним Гоббс относит прежде всего мнение, согласно которому каждый отдельный человек вправе решать, какие действия хороши и какие дурны. Отвергая это мнение, Гоббс вновь подчеркивает, что «мерилом добра и зла является гражданский закон, а судьей — законодатель, который всегда представляет государство» (там же, 336). Апология государственной власти включала, таким образом, требование считать ее единственным авторитетом в решении вопроса о том, что есть добро и зло. Вместе с тем государство становилось, по Гоббсу, единственным и полным гарантом неукоснительного соблюдения гражданами моральных законов, выполняющих одновременно и функцию норм права.

К ложным учениям, направленным против сущности государства, Гоббс относит также упоминавшееся ранее учение о делимости верховной власти. Делить власть — значит разрушать ее, доказывает философ, так как разделенные власти взаимно уничтожают друг друга. Предостерегает Гоббс и против попыток изменений установленной формы правления, в основе которых лежит подражание соседним народам или античным образцам. С особым рвением он нападает при этом на тех людей, которые, начитавшись книг древних авторов, воображают, будто великое преуспевание греков и римлян было обусловлено «их демократической формой правления» (3, II, 340), и на этом основании выступают против монархии.

Гневные филиппики Гоббса против монархоманов и тираноборцев свидетельствуют не только о политических пристрастиях творца «Левиафана». В них надо видеть также выражение идеалистического понимания истории, согласно которому идеальные мотивы и побуждения являются движущей силой общественного развития. Отсюда шли и поразительные по своей наивности высказывания Гоббса о том, что причиной мятежей и гражданских войн может быть чтение книг, восхваляющих Афинскую демократию или Римскую республику.

Исторический идеализм Гоббса проявляется, разумеется, не только в этом. Вся его социологическая доктрина, включая теорию общественного договора, покоится на характерном для всей домарксовской социологии идеалистическом понимании истории. Однако сквозь идеалистические конструкции социально-политической системы английского мыслителя проглядывают отдельные трезвые соображения о роли и значении материальных факторов в жизни общества, в истории государств и народов. Немало подобных соображений было высказано Гоббсом в связи с исследованием происхождения и сущности государства, анализом причин его распада и гибели.

Обратим в заключение внимание еще на два существенных момента, связанных с учением Гоббса о государстве и раскрывающих метафизическую и классовую ограниченность этого учения.

Государство, отождествленное Гоббсом с обществом и народом, рассматривается им как конгломерат людей, имеющих общие интересы и цели. Единство интересов всех граждан он считает абсолютным, постоянным фактором, цементирующим государственное устройство, скрепляющим его организацию. Различия классовых, сословных интересов отступают перед этим единством на задний план. И хотя Гоббс, конечно, отдавал себе отчет в том, что в Англии существует различие между богатством и бедностью, он не фиксировал на этом внимание читателя, считая это различие относительным. Даже такой буржуазный историк философии, как Б. Рассел, счел необходимым отметить полное игнорирование Гоббсом классовых, социальных противоречий, которые столь бурно проявили себя в эпоху английской буржуазной революции (см. 45, 575).

Гоббс, естественно, игнорировал и классовую природу государства. Верховная власть, выражающая, по его мнению, общие интересы подданных, изображается как надклассовая сила. За ней он не видит ни экономических, ни политических интересов каких-либо социальных групп, будь то феодальная аристократия, или новое, обуржуазившееся, дворянство, или сама буржуазия. Нет у Гоббса и намека на то, что государство служит в руках эксплуататорских классов орудием подавления угнетенных масс. Словом, Гоббс был весьма далек от подлинно научного понимания сущности государства, согласно которому «государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим» (2, XXXIII, 7).

Второй момент затрагивает область межгосударственных отношений. Эти отношения могут быть, по Гоббсу, только отношениями соперничества и вражды. Государства представляют собой военные лагеря, защищающиеся друг от друга с помощью солдат и оружия; они находятся в положении гладиаторов, направляющих оружие друг на друга и зорко следящих друг за другом (см. 3, I, 369; II, 154). Короче говоря, государства как бы пребывают в том состоянии войны всех против всех, в котором были люди до установления государственной власти. И такое состояние государств, подчеркивает Гоббс, следует считать естественным, «ибо они не подчинены никакой общей власти и неустойчивый мир между ними вскоре нарушается» (3, 1, 369). Цитируя эти слова, мы хотим напомнить, что они были сказаны в эпоху кровопролитных и почти что беспрерывных войн, которые велись европейскими государствами. Достаточно назвать хотя бы Тридцатилетнюю войну (1618—1648), в которую были вовлечены Испания, Франция, Англия, Швеция, Голландия, Дания и большинство немецких государств. И все же Гоббс, безусловно, уступает тем мыслителям, которые в тех же исторических условиях выступали с призывами к вечному миру между народами, справедливо считая войну не естественным, а противоестественным состоянием человечества[28].