Карл Абсхаген - Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг.

При всем недоверии внешне дружеское расположение Гейдриха было для деятельности Канариса весьма полезным. Несмотря на взаимную сдержанность, во многих случаях ему удавалось своевременно узнавать о планах и намерениях СД. И хотя Гейдрих относился к Канарису с подозрением, он тоже, по всей видимости, дорожил плодотворным сотрудничеством с абвером.

В связи с печальными обстоятельствами увольнения его из военного флота Гейдрих затаил обиду на вермахт, и он также не мог не заметить, что высшие офицеры ВМС и сухопутных войск, считавшие его ренегатом, старались по возможности избегать общения с ним во внеслужебное время. Потому-то, невзирая на внутреннее предубеждение, знакомство с семьей Канариса было для Гейдриха приятным, и в беседах с шефом абвера он часто был более откровенным, чем ему бы хотелось.

Глава 9

Испанская шарада

Наряду с переговорами между Канарисом и Гейдрихом о разграничении компетенций их ведомств, продолжался процесс расширения и совершенствования всех звеньев абвера. Канарис старался создать условия для того, чтобы в любое время быть в состоянии представить руководству вооруженных сил Германии как можно более полную и правдивую картину о военном, политическом и экономическом соотношении сил с вероятным противником. В связи с некоторыми публикациями последних лет в обществе получила распространение точка зрения, будто Канарис сознательно и систематически в ущерб немецким военным усилиям скрывал важную информацию, поступавшую от агентуры и из отделений абвера на местах или же направлял ее в соответствующие инстанции вермахта в искаженной, фальсифицированной форме. И в книге Гизевиуса «До горького финала» есть высказывание, которое можно интерпретировать в этом смысле. Однако лица, наблюдавшие за деятельностью спецслужб на протяжении ряда лет, называют подобные утверждения абсолютно неверными. Как правило, в Генеральный штаб сухопутных войск, а также оперативному руководству военно-воздушными и военно-морскими силами передавали информацию в том виде, в каком она поступала в отделы абвера, с указанием при необходимости характера и надежности источника. Именно это руководство и соответствующие инстанции Генерального штаба, а вовсе не абвер, были обязаны анализировать и оценивать обстановку на основании сведений, поступивших из управления Канариса, в совокупности с разведывательными данными, полученными другими путями: в результате радиоперехвата, допросов военнопленных и т. п.

Разумеется, Канарис, докладывая Гитлеру или Кейтелю и стремясь как-то повлиять на принятие решений, направив их в благоразумное в его понимании русло, мог особо выделять сообщения, поддерживающие его точку зрения, и обходить молчанием сведения, которые были в состоянии подкрепить уверенность Гитлера в правильности вынашиваемых им планов и идей. Но и в подобных случаях речь, разумеется, шла о выборочном подходе к материалам, в полном объеме находившимся всегда в распоряжении служб, непосредственно ответственных за оценку военной ситуации. Моральным оправданием этих маневров и хитростей Канарису служило сознание, что ему как шефу разведки лучше, чем кому-либо другому, была видна вся пагубность осуществляемой Гитлером внешней политики. Тем нужнее, по его мнению, было правдивое и полное информирование руководства вермахта по всем аспектам внутренней и международной обстановки. В первые годы деятельности Канариса во главе абвера вооруженные силы не были подвержены сильному влиянию нацистской партии. Однако военачальники, подобные Бломбергу и Рейхенау, слишком усердно старались идти навстречу желаниям Гитлера. Правда, Канарис рассчитывал, что командующий сухопутными войсками фон Фрич, начальник Генерального штаба и некоторые другие высшие военные чины не допустят полного контроля НСДАП над вермахтом. Помочь этим людям в силу своих служебных возможностей сохранить традиционную независимость армии Канарис считал своим священным долгом. В своей повседневной работе он вовсе не был мелочным бюрократом и действовал всегда, не особенно придерживаясь границ своей компетенции, когда видел возможность предотвратить беду или исправить несправедливость.

Когда осенью 1935 г. началась война в Абиссинии, симпатии Канариса целиком и полностью принадлежали абиссинцам. Он инстинктивно сочувствовал слабейшей стороне. Кроме того, он достаточно рано распознал опасность авантюры Муссолини, ибо не сомневался, что Гитлер непременно последует примеру дуче и ввергнет Германию в еще более рискованные предприятия. При всем расположении к итальянскому народу Канарис и тогда, и после был против военного союза с Италией. Он невысоко оценивал итальянский военный потенциал и отлично понимал, что оба диктатора, объединившись, станут взаимно подстрекать друг друга на опасные авантюры. Проявленная Великобританией во время абиссинского конфликта нерешительность разочаровала Канариса, который полагал: стоило англичанам закрыть для судоходства Суэцкий канал, и военные действия в Абиссинии быстро закончатся. Однако он не ожидал, как и Гитлер, что Англия в любой ситуации будет ограничиваться лишь словесной перепалкой и никогда не пойдет на серьезное столкновение. В последующие годы Канарису еще не раз придется разочаровываться, глядя на нерешительную внешнюю британскую политику, хотя это ничуть не изменило его общее отношение к Великобритании. На протяжении всей своей жизни он испытывал чувство симпатии и уважения к англичанам. Его восхищали гибкие методы, с помощью которых им удавалось сохранять целостность своих обширных заморских владений. Принцип устройства Британской империи Канарис считал образцом для организации будущих межгосударственных отношений в континентальной Европе. Ему нравилось английское упорство в достижении цели, и он был убежден, что, несмотря на явные слабости британских вооруженных сил, Гитлер никогда не справится с таким противником.

Опасения Канариса, связанные с удавшимся Муссолини захватом Абиссинии, слишком скоро оправдались. Ввод немецких войск в Рейнскую демилитаризованную зону был ответом Гитлера на соглашательскую политику западных держав в отношении Италии. За несколько дней до этих событий Канарис разговаривал с советником посольства Эрихом Кордтом, с которым не был знаком близко, но знал о его неприязни к существующему в Германии режиму. Не упоминая прямо предстоящее вступление войск в Рейнскую область, он без обиняков спросил советника: «Как вы полагаете, Франция объявит всеобщую мобилизацию?» Не выдавая ничем своего удивления этим вопросом, Кордт ответил, что ему самому не ясно, решатся ли западные державы на энергичное противодействие или же позволят ввести себя в заблуждение миролюбивыми заявлениями, которыми Гитлер намерен сопровождать свое вторжение в демилитаризованную зону. Канарис дал понять, что и он не очень-то верит в решительные контрмеры Англии и Франции. Свое мнение Канарис изложил осторожно и тщательно выбирая слова, но в такой манере, что у его собеседника не осталось никаких сомнений: перед ним противник не только задуманного Гитлером военного выступления, но и всей системы нацистского правления.