Джон Паркер - Британские командос 1940-2000

Хорошенько выспавшись и отлично позавтракав тушеным мясом, мы около четырех часов утра приготовились к спуску десантных судов. Во все гранаты были вставлены взрыватели, все магазины наполнены; все было готово. Под защитой паровой канонерки[14] капитан-лейтенанта Питера Скотта нас спустили на воду. Из всей флотилии этих канонерок только одна шла дальше с нами плюс вооруженный моторный катер. Вот и вся наша поддержка в наступлении. До места высадки было около двух часов пути. К счастью, море было очень спокойным. Примерно через полчаса мы вдруг увидели фейерверк на востоке на нашем левом фланге.

Как оказалось, это был отряд коммандос № 3, наступавший на другую батарею в Берневале и нарвавшийся на немецкий конвой. Завязался жестокий бой. Десантные катера 3-го отряда разметало и потрепало».

Еще как потрепало. Отряд коммандос № 3, базировавшийся в Сифорде и до начала операции не имевший никаких контактов с отрядом № 4, двигался к своей цели на 24 пехотно-десантных катерах при поддержке десантных барж ПВО, вооруженных двумя четырехдюймовыми пушками. Дернфорд-Слейтер и его группа управления находились на паровой канонерке, возглавлявшей и защищавшей эту минифлотилию. Все шло согласно плану, пока их не заметил немецкий конвой. Идущий в авангарде зенитный корабль тут же начал стрелять трассирующими снарядами. Британская паровая канонерка получила серьезные повреждения. По меньшей мере, половина матросов и десантников, находившихся на борту, была убита или утонула. Канонерка, ковыляя, вышла из боя, и домой ее дотащили на буксире.

В результате нападения десантно-высадочные суда, несущие большую часть отряда № 3, были разбиты и многие затонули; находившиеся на них десантники и члены экипажей были убиты или утонули. Только четыре из двадцати четырех десантно-высадочных судов добрались до берега. Уцелевшие 18 десантников начали пробиваться к батарее в Берневале. Превосходящий во много раз противник оттеснил их обратно на берег после более чем двухчасового сражения. Британцы обнаружили, что начался отлив, и их суда оказались на суше. Только горстке удалось бежать, остальные попали в плен.

Отряду коммандос № 4 повезло больше. Ловат разделил свою группу на две части: одной предстояла лобовая атака на батарею, другая должна была атаковать с тыла. Стреляя на ходу, Питер Скотт подвел свою канонерку так близко к берегу, как только было возможно. Высадка прошла успешно, однако к батарее вели две очень узкие лощины, заблокированные колючей проволокой. Одна была совершенно непреодолима, однако вторую разнесло взрывом торпеды Бангалор. Десантники проложили себе тропинку, набросив сверху проволочную сетку, рулоны которой несли как раз на такой случай. Немецкие солдаты, защищавшие батарею, теперь точно знали о высадке на своем участке, и на десантников обрушился град снарядов из хорошо замаскированного наверху орудийного окопа. Тут ударила двухдюймовая пушка и, как сказал Патрик Портьюс, «по какой-то невероятной случайности снаряд попал прямо в орудийный окоп, где находилась куча кордитовых (из бездымного пороха) зарядов, и выстрелы тут же смолкли. Орудийный окоп загорелся вместе с наброшенными сверху камуфляжными сетями. Весь орудийный расчет погиб».

На этой стадии операции пушки стреляли по кораблям с главными штурмовыми силами. Немецкий наблюдательный пункт находился на ближайшем маяке. Фонарь на маяке мигал, и двоих десантников из 4-го отряда отправили перерезать телефонные провода, соединявшие батарею с маяком, для чего предстояло забраться на телеграфный столб. Тем временем обе группы 4-го отряда начали выдвигаться к цели. Вот что пишет Джордж Кук:

«Маяк все еще мигал, и я подумал, что нас ожидает далеко не радушный прием. Из долговременных огневых сооружений стреляли трассирующими снарядами. Лорд Ловат, проходя над колючей проволокой, повернулся ко мне и сказал небрежно: «Они стреляют слишком высоко». Рост лорда Ловата шесть футов, мой — четыре фута четыре дюйма, так что я подумал: если стреляют выше его головы, то уж мне опасность точно не грозит. Вообще-то стреляли и из минометов, и четверо или пятеро наших парней выбыли из строя еще до того, как мы добрались до берега; кого-то ранили, кого-то убили. Один из санитаров, Джимми Паскаль, остался с ними на берегу помочь, чем мог, а мы двинулись вглубь. По дороге мы наткнулись на табличку с черепом и костями и надписью «Achtung Міпеп» («Осторожно, мины»). Берег был заминирован, но мы просто побежали вперед. Я не слышал разрывов мин, значит, никто не подорвался. Под обстрелом мы покинули берег. Я был впереди группы.

И вдруг мы увидели крохотный домик и не поверили глазам своим, когда из домика выбежала женщина, произнесла «Bonjour» и помахала нам бутылкой вина, приглашая выпить. Но у нас не было времени, мы просто отсалютовали ей и побежали дальше. Затем наши пути разошлись. В моей группе были сержант Дезмонт, сержант Хоум, младший капрал Диблок, рядовой Томми Брануэл и капитан Портьюс. Мы подошли к дому и решили, что там немцы. Томми Брануэл стал стрелять по замку, когда я заметил, как из выкопанного в земле бомбоубежища выглядывают какие-то люди. Это оказался хозяин дома с семьей. Они подошли и сказали нам: «Здесь немцев нет; они вон там». Мы велели им вернуться в убежище и не высовываться, если они не хотят погибнуть. Мы пошли дальше и тут я в первый раз заметил батарею. Вообще-то я услышал выстрелы. Я слышал: бум, бум, бум. Затем увидел, как из барака вышел парень, одетый во все белое, явно повар. Он начал мочиться в конце барака. Он стоял там и мочился, а я думал: «Чтоб мне провалиться».

Потом вдруг раздались выстрелы, и один из наших стал стрелять в сторону батареи. Я подумал, что немцы их уже обнаружили и они решили рискнуть. Кто-то, кажется Спирман, попал в немца на зенитной башне, и тот ласточкой пролетел 60 футов до земли. Под обстрелом мы добежали до батареи во фруктовом саду, и я с сержантом Хоумом стал резать колючую проволоку. Я услышал тихое «ах» и поднял глаза. Я увидел, как сержант Хоум споткнулся, из его груди хлынула кровь. Он тут же умер, что было для меня шоком, так как он — самый крепкий парень из всех, кого я знал. Он воевал на северо-западной границе Индии и в Палестине, он хорошо знал свое дело. Я думал, что всегда буду радом с ним. Но я дорезал проволоку, вернулся к Портьюсу и доложил: «Сержант Хоум мертв. Его подстрелили».

И в следующий момент… бух, и это уже был я. Я получил пули в лицо, в плечо, должно быть, из пулемета. Я упал как подкошенный, и больше ничего не помню. Когда я очнулся, солнце светило вовсю и было полно мух. Я попытался встать, хотя бы пошевелиться, и не смог. Я потерял слишком много крови, я был весь пропитан кровью. Как раз когда я очнулся и попытался собраться с мыслями, подошли три немца. Один ткнул меня штыком прямо в горло и сказал по-английски: «Можешь двигаться?» Я сказал: «Нет, я пытался. Не могу». Они обыскали мои карманы, забрали сигареты и тут же закурили. Тот, что говорил по-английски, спросил, не нужно ли мне чего. Я сказал, что хочу пить. Подошли две француженки, и немец велел им принести мне попить. И добавил: «Мы за тобой вернемся». Они ушли. Одна из женщин, постарше, положила мою голову себе на колени; другая принесла чашку и попыталась напоить меня. Мне снесло часть лица и нижнюю челюсть, осталась просто большая дыра. Я не мог пить. Они вернулись со стаканом и вливали мне в горло вино ложкой. Потом они меня оставили. Снова я очнулся в фургоне для перевозки скота. Вокруг были еще раненые. Должно быть, после вина я потерял сознание. Стемнело, в фургоне стонали раненые, в основном канадцы… потом я снова вырубился»[15].