Товий Баевский - Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле

Гиль исчезает, через пару минут возвращается со складным креслом. Ребята усаживают пациентку, берутся за специальные рукоятки и поднимают ее. Таскать больных — это их функция, поэтому беру свой ящик и относительно налегке двигаюсь за ними.

Спустившись, мы пересаживаем пациентку на складывающееся кресло — носилки, заносим ее в амбуланс, рассаживаемся и трогаемся. Гиль снова включает сирену и мигалку, машина мчится, автомобили на дороге от нас шарахаются, мы проскакиваем на красный свет — в общем, несемся, как на пожар. Тем резче контраст с видом машины изнутри. Полное спокойствие, деловая рабочая обстановка.

Тихонько попискивает монитор в такт сердцебиению, шипит кислород в маске, одетой на больную, капает лекарство в капельнице. Пациентка выглядит лучше, порозовела, дышит спокойнее. Мы с Ициком сидим в задней кабине, на ходу заполняем бланки, тихо переговариваясь о том, сколько и каких лекарств было введено. Но вот, наконец, и ворота больницы. Гиль выключает сирену, машина тихо проскальзывает к дверям приемника и останавливается. Больную на каталке ввозят внутрь, я не спеша иду за ней.

В приемнике за время моего отсутствия все изменилось — народу полно, все бегают, все раздражены и озабочены. Через приоткрытую дверь шоковой комнаты видно, как несколько врачей делают какому то старичку реанимацию. Пытаюсь кому ни будь передать свою пациентку — все отмахиваются и убегают. С трудом ловлю чуть ли не за рукав одного из дежурных докторов, докладываю ему о больной — что с ней произошло, что сделано и каково ее состояние в настоящий момент. Он с нетерпением выслушивает меня, кивает и бросается дальше — одному из его пациентов нужно срочно дать назначения. Все — я свободен, ответственность за больную переложена на другого врача, теперь можно расслабиться.

Выхожу из приемного покоя, иду к машине. Там парамедик неторопливо пополняет запас лекарств и шприцов в докторском чемодане — это время принадлежит нам — спешка ни к чему. Можно спокойно перекурить, или не спеша выпить банку колы.

Внезапно оживает рация, и расслабуха кончается — нам сообщают, что неподалеку от больницы на скоростной трассе произошла авария, и наша машина находится ближе всех. Мы прыгаем по местам, пристегиваемся, амбуланс срывается с места и летит к месту происшествия. По дороге выясняется, что проезжающие водители позвонили на скорую, увидев сбитое ограждение и перевернутую машину, лежащую метрах в 15 от дороги на обочине. Через 5 минут подъезжаем к месту аварии — все точно, как описывали. Ограждение сбито, под откосом лежит на крыше вдребезги разбитый новенький форд. На обочине стоят несколько машин, их пассажиры бродят вокруг перевернутого автомобиля, двое самых любопытных пытаются заглянуть внутрь. При виде такого зрелища парамедик присвистывает и бормочет «Как бы не пришлось еще один „Натан“ вызывать — если там несколько человек — нам одним не справиться».

Быстро хватаем сумки с оборудованием и бежим вниз к машине. Гиль добегает первым, продирается через толпу зевак. Отодвинув особо любопытных, заглядывает в кабину и удивленно выпрямляется «Ребята, тут никого нет». Поворачивается к зевакам и спрашивает «А где раненые?»

«Мы, мы раненые», раздается крик сзади, и расталкивая толпу, к нам пробирается высокий парень со здоровенным зелено-желтым фингалом на лбу. За ним поспешает его подружка, слегка прихрамывая на левую ногу, со свежей царапиной на щеке.

Гиль недоверчиво смотрит на них, переспрашивает «Это вы были в той машине?» «Да, доктор, мы самые», отвечает потерпевший. «Я сидел за рулем, вдруг машину повело в сторону, я по тормозам, а она пробила ограждение, перевернулась и упала на крышу. Спасибо еще — не загорелась. Еле вылезли. Вон, Шарон ногу ушибла — я думаю, у нее перелом. Еще у нее рана на спине — наверное теперь заражение крови будет. Ну, скажи ему сама» — повернулся он к подружке.

Шарон молча разворачивается, без ложной скромности поднимает платье и демонстрирует длинную свежую царапину на спине и небольшой синячок на наружной части бедра.

Я, не веря своим глазам, проверяю повреждения — конечно, никаким переломом тут и не пахнет, хотя после такой аварии эти двое должны были быть переломаны полностью — если вообще живы.

Повернувшись к парню, спросил — «Ну а у тебя что?» «Во первых, рана на лбу, а еще головокружение, тошнота, боли в спине, в животе, головная боль и еще нервное потрясение», — деловито перечисляет он.

Я пригляделся к синяку, послушал потерпевшему легкие и сердце, помял живот, посмотрел зрачки, и про себя сформулировал диагноз: «У парня острое желание получить страховку». Удивительно, но эти двое пережили тяжелейшую аварию практически без ущерба для здоровья — пара синяков и царапин не в счет. Еще раз взглянув на парня, я спросил «Когда лоб то разбил? Судя по цвету фингала — дня 3–4 назад?» «Да нет, доктор, прямо сейчас, в аварии» «Слушай, дорогой, я же все-таки врач, не нужно мне заливать — синяк то не свежий» Тут Шарон подала голос «Ладно, Йоси, кончай врать. Ты прав, док — это он 3 дня назад с мотоцикла навернулся».

Я с уважением посмотрел на Йоси — за 3 дня пережить 2 аварии, и ничего себе не повредить — это уметь надо. Вот и разберись — что это — редкостная удачливость или наоборот, ужасная невезуха. А Йоси, немало не смутившись, махнул рукой «Ладно, про синяк можешь в своем бланке не писать, а все остальные повреждения опиши подробно — я его своему адвокату отдам, пусть выбивает компенсацию».

Для порядка померив пострадавшим пульс и давление, под пристальным контролем Йоси заполняю бланки, тщательно описывая жалобы пациентов, количество и расположение синяков и царапин. Бдительный пострадавший указывает на еще несколько синячков, которые я упустил из-за их незначительности, и требует включить их в протокол. Видно, что человек опытный — профессионально подходит к делу. Наконец, процедура закончена, все царапины смазаны йодом. Парамедик Ицик в последний раз обходит вокруг лежащего на крыше бывшего средства передвижения, бросает взгляд вверх на дорогу, прикидывает траекторию падения и философски отмечает: «Да, один на ровном месте споткнется, и шею сломает, а другого хоть с самолета сбрось — ничего ему не сделается».

С этими словами он разворачивается, и бредет к амбулансу. За ним подтягиваемся и мы. В это время с воем сирены подкатывает полиция — наша часть работы завершилась, теперь их очередь.

Не спеша, амбуланс трогается, Гиль берет курс обратно на подстанцию. Происшествие настроило всех на философский лад. По дороге оживленно припоминаются аналогичные случаи — у любого работника Скорой подобных рассказов полным-полно. Приезжаем, я ухожу к себе в комнату, а ребята остаются готовить машину к следующему вызову.