Марсель Мижо - Сент-Экзюпери

Все было не так, как хотелось бы, от больших событий до мелочей. Сент-Экзюпери приходил в бешенство, если портились его электрические бритвы или авторучки. Он хотел любить мир техники, технической цивилизации, да он и любил его: все, от самолета до электрической бритвы. Но он хотел, чтобы бритвы не портились, самолеты доставляли почту вовремя, а люди, производящие и потребляющие все это, имели человеческий облик. Он хотел, чтобы техническая цивилизация служила любви, чтобы летчики Линии несли духовную пищу миллионам влюбленных.

По-видимому, Сент-Экзюпери был все же хорошим директором-организатором, хотя его всегда мучила необходимость распоряжаться своими товарищами, ничуть не менее опытными и достойными, чем он сам. И то, что позднее его отозвали во Францию, скорее всего объясняется затруднениями Линии, связанными с началом кризиса. На своем посту он вел себя так же, как Мермоз на своем: личный пример был для него не воспитательным средством, а глубокой внутренней необходимостью. Служба директора с ее мелкими хозяйственными заботами не увлекала его. Он старался не жить проблемами дня, как бы их много ни было. Он справлялся с ними, не замечая их. Можно думать, что в своих повседневных заботах Сент-Экзюпери старался походить на Дидье Дора. Он наверняка был тверд и требователен к подчиненным.

Однажды он узнал, что начальник одного из аэродромов проиграл все казенные деньги в карты. Какую феерическую административную драму мог бы извлечь из этого случая бюрократ! Сколько расследований, волокиты, бумаг! Но вот как поступил Сент-Экс: он предупредил аэродром о том, что завтра прилетит с инспекционным смотром. Проигравшийся начальник мигом позанимал деньги у знакомых, и к прилету Сент-Экзюпери касса была полна. Каково же было удивление и огорчение начальника, когда, проверив кассу, Сент-Экс взял ее с собой и улетел! Игроку пришлось самостоятельно выяснять отношения с заимодавцами.

Как ни стремился Антуан не давать волю своему мрачному настроению, оно подчас одолевало его. Он настолько погружался в себя, что порой забывал даже близких людей. Длительные рейсы над Патагонией, над Кордильерами, особенно ночные полеты, которые он полюбил в это время, возвращали его к размышлениям, к плодотворному одиночеству, подобному тому, какое он находил в пустыне. Пролетая над огоньками Байя-Бланка или Комодоро-Ривадавия, замечая среди бесконечных джунглей крохотный огонек какой-нибудь хижины, он уподоблял их свету человеческого сознания, этому единственному чуду, которое может привести мир в порядок. Он находил общую меру вещей: если мир хаотичен, если в своей беспорядочности он подобен нагромождениям скал, то существуют все же силы, способные преодолеть этот хаос. Эти силы пробуждаются в человеке в столкновении с силами природы, их верно или неверно направляет воля человека, ответственного за действия и жизнь других людей.

Свободными вечерами, запершись в комнате своего бетонного небоскреба, он пишет новую книгу. На этот раз он куда более определенно знает, что хочет выразить. Омытый, освеженный долгими и трудными полетами, он решает жизненно важную для него задачу: выясняет, как воля руководителя передается другим людям, как она строит мир, какое несет в себе созидание и что разрушает в мире.

Позже он расскажет и о своих полетах над Южной Америкой, дававших ему необходимое для писательства напряжение чувств и очищение души.

«Ночной полет»

В Буэнос-Айресе Сент-Экзюпери пишет новую книгу. В сущности, для него это была задача, подобная теореме, которую надо решить. В жизни возникло новое явление: Линия, летчики, повседневно рискующие жизнью и добровольно принимающие суровую дисциплину, руководитель, внушающий своим подчиненным весьма жесткие правила. Все это заставляло задуматься над тем, какое место занимает человек в эпоху технического прогресса, человек, владеющий прогрессом как орудием, направляющий его, – и рядовой исполнитель. Какое место в жизни таких людей занимают любовь, долг, страх смерти, другие извечные движущие силы человеческих поступков, чувства и новые ощущения.

В «Почте – на Юг», как хорошо понимал Антуан, концы с концами не сведены. В эту свою первую книгу он вложил чересчур много личного. Он тогда лишь предчувствовал новый великий смысл дела, которое захватило его.

Теперь он пытался отстраниться от всего личного, уподобляясь аналитику-ученому, склонившемуся над лупой. И вот он принялся исследовать этот причудливый организм – Линию, а через него и развитие человеческих отношений, вытекающих из новых условий жизни века.

На этот раз Сент-Экзюпери взялся за перо с точно определенными намерениями, от этого и образы книги и ее построение так походят на символы, которыми оперируют точные науки. Пилот Линии, директор, инспектор и т. д. – это летчик, руководитель, бюрократ, обобщенные до той грани, за которой начинается абстракция. Превозношение действия спасает от абстракции и метафизики лишь то, что это действие во имя человека, требующее проявления высоких человеческих качеств.

Книга легко читается, она просто построена. Ее легко пересказать. Однако впечатление, что Сент-Экзюпери все время задает читателям задачи, не покидает вас до конца. Есть четыре силы, исчерпывающие мир: люди действия, их руководители, направляющие это действие к тому, чтобы человек превзошел самого себя, поступающие так, словно в мире существует нечто еще более ценное, чем человеческая жизнь, есть обыватели маленьких городков, еще не пробужденные к действию, и есть природа: ночь, грозы, горы, пустыня, в борьбе с которыми человек и получает настоящую радость, настоящую жизнь. В расстановке этих сил, изображенных Сент-Экзюпери,-правда. Есть еще одна сила, которая в эту правду не умещается; у нее есть собственная правда-это любовь. У Сент-Экзюпери – супружеская любовь. Она враждебна правде руководителя Ривьера, но Ривьер и ее, эту правду, принимает на свои плечи. «Любовь, одна любовь-какой тупик!» Ривьер смутно чувствовал, что «есть какой-то иной долг, который выше, чем долг любви...».

И все же легкость и стройность книги, простота ее восприятия, достигающая простоты решения теоремы в учебнике, на самом деле вовсе не результат нескольких рассуждении, которые Сент-Экзюпери иллюстрирует схематическими примерами пилота, директора, жалкого чиновника, любящей жены. Если бы это было так, Экзюпери никогда бы не приобрел тон известности, которая пришла, как только «Ночной полет» поступил в продажу.

Да, конечно, в основе книги-мысль, не чувство, не психологическое исследование. Но эта мысль, вернее, комплекс мыслей, совсем еще не была ясна писателю, когда он приступал к книге. Показательно, что из четырехсот страниц рукописи он оставил всего сто сорок. Принцип вычеркивания, сокращений очевиден: Сент-Экзюпери искал свою мысль на бумаге и, когда она прояснялась, сгущал ее, упаковывал в одну или несколько фраз. И эта густота мысли, перемежающаяся с точной поэзией ночного полета и борьбы со снежной бурей в горах, сделала книгу художественно значительной.