Маргарита Рудомино - Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.

А было это так. Как-то летом 1951 года я стояла у окна на втором этаже своей дачи в Барвихе. Недалеко от дачи проходила дорога, по ней шли какие-то люди. Вдруг слышу: "Маргарита Ивановна!" Спускаюсь к дороге и узнаю Всеволода Игоревича, который, оказывается, с семьей снимает в Барвихе дачу. Мы не общались с 1924 года. Говорят, что "от ненависти до любви один шаг". Так и у нас получилось. После этой встречи мы дружили семьями еще более тридцати лет. Всеволод Игоревич вспоминал то время и, смеясь, всегда говорил: "А я вам, Маргарита Ивановна, благодарен — закрытие Музея-Института Классического Востока заставило меня пойти совершенно по другому пути в работе. Может быть, я никогда не начал бы так усердно заниматься наукой и не стал бы тем специалистом по Древнему Востоку, какой я есть, если бы сохранился этот музей".

Не могу здесь же не передать рассказ Всеволода Игоревича, как он стал лауреатом Сталинской премии по истории. Он рассказывал: "Как-то в 1951 году, где-то уже около 1 часа ночи, раздался телефонный звонок. Звонит председатель комитета по Сталинским премиям академик Д.В.Скобельцын и просит срочно передать ему мой учебник "История Древнего Востока". Я, конечно, готов был передать его, но не понимал, в чем дело. Через пятнадцать минут уже прибыл фельдъегерь и забрал учебник. А на следующий день я уже стал лауреатом Сталинской премии I степени с самой большой денежной суммой, которая не была предусмотрена в разделе "История". В чем же дело? Оказывается, в тот вечер Сталин читал мой учебник, в котором, очевидно, в делах описываемых мною древневосточных деспотов нашел что-то полезное для себя. Ему понравилась книга, и он позвонил Д.В.Скобельцину и распорядился, вне времени присуждения премий, дать мне самую большую премию, что моментально и было сделано. А за этим пошло переиздание моего учебника, меня переселили через год из коммуналки в высотный дом на Котельнической набережной". И кончил рассказ словами: "Вот так, Маргарита Ивановна, с вашей легкой руки я стал знаменитостью".

В начале апреля 1924 года А.В.Луначарский с Н.Розенель переехали в Денежный переулок. Я тогда еще жила на мансарде. Они переехали совершенно неожиданно утром и предложили мне в тот же день перебраться в освобождаемую ими квартиру на Мясницкой улице, 17. Я набралась храбрости и зашла в бывший мой кабинет, где находились А.В.Луначарский с Н.Розенель. Они сидели за письменным столом, на котором стояла большая плетеная корзинка со свежей клубникой. Из-за разрухи я уже несколько лет не видела клубники. А тут целая корзинка, да еще в апреле месяце! Я тогда была уже в положении, на третьем месяце беременности, и, конечно, я жадно посмотрела на клубнику. Но меня встретили недоброжелательные взгляды, сесть мне не предложили. Мотивируя своим плохим самочувствием, я попросила Анатолия Васильевича отложить мой переезд на следующий день. Он разрешил. Но его решение разозлило Розенель, она начала кричать на него и на меня, схватила корзинку с клубникой и бросила ее в стену, где в дверях стояла я. Я выскочила из кабинета и расплакалась.

Когда мы переехали в коммуналку на Мясницкую, 17, то соседи только и рассказывали о скандалах Луначарского и Розенель. Мы на своем опыте убедились, что, очевидно, бросать посуду в стены было излюбленным ее занятием. Сколько мы ни ремонтировали гостиную в квартире на Мясницкой, никак не могли ликвидировать жирное пятно на стене. Клеили новые обои, а оно опять появлялось. Мы не могли понять, в чем дело. И тогда соседи нам рассказали, что в одной из ссор Розенель бросила в стену тарелку с котлетами. С тех пор это пятно не пропадает, хотя они его сами заклеивали обоями, но вывести не смогли и повесили на это место картину. Так же поступили и мы.

Так окончилась "эпопея" с выселением Неофилологической библиотеки и меня с Денежного переулка. Безусловно, переехав в Исторический музей, Библиотека только выиграла. Я знаю, что А.В.Луначарский за наше выселение получил выговор по линии ЦК ВКП(б). Саму квартиру, включая и мансарду, быстро отремонтировали, лифт и отопление восстановили. Получая мебель для Библиотеки на складе реквизированной государством мебели в особняке фон Мекк на Новой Басманной, я часто встречала Розенель, которая выбирала там мебель для своей квартиры. В настоящее время в бывшем библиотечном помещении в Денежном переулке находится мемориальный музей-квартира А.В.Луначарского.

Василий Николаевич уехал в Киев в последних числах января. Это было связано с тем, что он не мог в середине учебного года бросить работу в бывшей Александровской гимназии в Киеве и другой школе, где он преподавал по совместительству. Он мне часто писал нежные и заботливые письма.

Киев. 2.II.24 г.

Рита, милая, родная, дорогая, жена моя славная!

А вот ты мне и не пишешь! Я слово сдержал, и хотя и немного, но все же написал тебе в среду, а ты мне после не написала. А я беспокоюсь и очень хочу знать, как ты себя чувствуешь после понедельника. Здорова ли, какое настроение, что думаешь? Мыслями с тобой, с тобой душою, с тобой чувствами.

Я уже тебе писал, что доехал прекрасно. Дома меня встретили с выполнением всех традиций. Бабушка уже не спала, хотя я и приехал на рассвете, и встречала меня с хлебом и солью и образом. Всеми предполагалось, что и ты приедешь. Бабушка, конечно, немного поплакала, что не пришлось ей благословить раньше. Анюта восемь раз поцеловала в щеку и поздравила с "законным браком". Варя целый день рассматривала меня и, в конце концов, решила, что я совсем не изменился. Вечером была вся Костельная и Некрасовская. Маруси, оказывается, еще нет. Это она только собирается приехать. Пили за твое, а также и мое здоровье. Своему слову был верен и не только дома, но и даже на службе кольцо не снимал. На другой день в школу тоже надел. Правда, сейчас не выдержал характера и надеваю только иногда.

Ритуся, миленькая! Сегодня уже неделя, как я от тебя уехал. Я уже успел соскучиться по тебе, часто-часто думаю о тебе, а ты мне все не пишешь. Каждый день я глазами ищу, придя домой, на письменном столе письмо и каждый день ничего там так и не нахожу. Может быть, на тебя напали бандиты, когда ты возвращалась с вокзала, может быть, ты заболела? Видишь, Риток, какие мне мысли приходят. А может быть, ты была в том Наркомпросе, который взорвался и сгорел (правда, он сгорел в Харькове, но ведь и я христианин, а чуть не погиб в синагоге, когда она горела).

Нет, Риточик, без шуток, немедленно напиши, как ты поживаешь, что было в понедельник. Ты молчишь, и мне кажется, что ты думаешь, что к этому вопросу отношусь с холодностью и безразличием мудрого человека. Совсем, конечно, нет. Мысль о том, что с тобой, мысль о понедельнике приводит и интересует меня не только как меня, не только как мужчину, но и как твоего мужа. Думаю о тебе с лаской и любовью и чувствую, что твою печаль способен перенести, как свою, твою боль почувствовать, как свою. Итак, будь здорова.