Василий Ершов - Летные дневники. часть 3

Я тяну; кашель уже проходит, время и организм взяли свое. Мне никак нельзя еще и бронхит с лечением получить: тогда залягу надолго.

Это все делается для того, чтобы летчик как огня боялся врачей.

1.10. Не спеша, медленно проворачиваются колеса медицинской машины. То вниз утащит, то вверх выбросит. Терапевт признает меня здоровым. ЛОР скрепя сердце (горло еще чуть красное) тоже написала, что здоров. Сам-то еще чувствую отголоски болезни, но шевелюсь.

Теперь меня держит биохимия. Если бы вчера оперативно обернулись с моими бумагами, то на сегодня уже назначили бы повторные анализы. Но колеса проворачиваются медленно. Нашего времени врачам не жалко. Вот сегодня они соберутся, перечитают мою историю болезни, подумают, посовещаются, назначат на завтра анализы, пожурят меня, что не успел до их прихода еще раз сбегать к ЛОРу. Потом, завтра, после обеда, придут результаты. Если все будет в норме, пойду к эксперту за назначением на велосипед; если успею, в тот же день и откручу. Если нет, то еще день уйдет на велосипед и визит к эксперту для окончательных промежуточных выводов. Потом соберется «консюлиум» и решит мою судьбу. Потом день на выписку. Это будет суббота, нерабочий день, а там воскресенье, а потом день на разгильдяйство… короче, где-то к вторнику. Это если все хорошо. А если плохо, то будут меня лечить, доводить эту трансаминазу до нормы. А предварительно — искать причины, от чего лечить, а значит, полезут в желудок, потому что туда еще не залезали.

Между тем, я отдыхаю. Отметившись утром у врача, убегаю и использую день до вечера. Много дел и на даче, и в гараже, и в погребе, и дома. Сплю по режиму, спокойно, читаю, никуда не тороплюсь. Надю отправил в отпуск к старикам, Оксана на работе, и мне вполне хватает одиночества и покоя. А отпуск мой еще впереди…

4.10. Отпустили на три праздничных дня домой. Биохимия моя скачет: то одно, то другое. Для нормального человека — здоров; для пилота, да еще командира Ту-154, — нездоров. Полежу еще.

Читаю записи годичной давности. Всё — то же, как будто это было вчера или сегодня. То же напряжение полетов. Частые сбои, срывы наших бесчисленных шестеренок. Та же гонка тех же загнанных лошадей, и то же безразлично-жестокое отношение конюхов.

Но есть и существенные изменения.

Ушел в прошлое Северный аэропорт. Остались жалкие клочки аэродрома, отрезанного дорогами и улицами растущего города. Кончились проклятые наши перелеты.

Весь год летали без задержек. Это поразительно. Весь год было топливо, были исправные самолеты.

Это очень заметно, как легче, намного легче стало работать, как уверенно идем мы теперь на вылет, зная, что точно улетим.

Откуда же взялись топливо, цистерны, запчасти, инженерно-технический состав? Ответ один: перестройка все же нас коснулась. Не я добился топлива — Горбачев заставил, сверху.

Профилакторий худо-бедно наладили, даже кормежку. Правда, с водой все перебои.

На автобусе уехать уже не проблема: нас пропускают вне очереди. Привыкли.

РЛЭ изменилось в лучшую сторону.

Разрешили брать пассажиров на приставные кресла.

Занятия к ОЗП сократили. Симптоматично. Наш министерский Олимп проснулся после долгой спячки.

Газета наша зашевелилась: после того как одернули в ЦК Бугаева, стала поднимать интересующие нас вопросы. На днях появилась большая статья о нашем управлении, где дерут и начальника управления, и командира нашего предприятия, и бардак, и господ из крайкома, и пресловутую лесную депутатскую.

Легче стало работать? Легче, не спорю.

Так почему же я так устаю?

Ну, еще годик потерпи. Еще что-то изменится к лучшему. Может, расписание. Может, лучшие, более удобные рейсы появятся. Может, наклепают экипажей, и будешь работать даже с выходными летом. Наладят системы в аэропортах, и понизятся минимумы, и не будешь так часто уходить на запасные.

Все-таки жизнь меняется.

13.10. Пробыв ровно месяц в больнице, не получая ровно никакого лечения по радикулиту, прохворав две недели бронхитом, скрываемым от докторов, я, наконец, вышел на волю. В бюллетене записан диагноз «фарингит», а о радикулите ни слова.

Выгнали меня срочно: оказалось, есть какое-то письмо, циркуляр, в общем, бумага, согласно которой надо было меня только пролечить и выписать тут же. А мне ради перестраховки успели уже сделать три снимка (флюорографию, шею и череп), рентген желудка, да ЭЭГ и РЭГ (это по мозгам), да уже было назначили и велосипед, и психолога… так не пошли анализы крови. Но организм таки справился сам, анализы пришли в норму, и меня выписали.

Месяц я отдыхал. Отоспался, вошел в колею — все как в прошлом году, только дольше.

Что — нельзя было отправить летчика на курорт в конце сезона, не дожидаясь, когда его расшибет?

Ага: где ж на всех летчиков курортов набраться.

Летчик самой профессией своей вынужден занимать позицию, в какой-то мере эгоистическую: «Мое здоровье». Если где-то в наземной жизни кое-кто может позволить себе гореть на работе так, что наживает язву или даже инфаркт в стычках с начальством или с острыми углами жизни, а чаще просто вытягивая план, спасая производство, и т. д., — если это восхваляется в прессе, литературе, кино, как порыв, энтузиазм, позиция, — то у нас, летчиков, это исключено. Вы там себе горите, пожалуйста. А у меня здоровье — мой рабочий инструмент, я его обязан беречь. В порядке защиты этого тонкого инструмента мы вынуждены порой отключать эмоции, ранящие душу, не брать в голову там, где вроде бы никак не получается не брать, да и вообще, часто замыкаться в довольно колючую скорлупу. Что поделаешь, работа требует полной самоотдачи, настроя, готовности к стрессу.

У тебя гости, идет гульба, а ты думаешь о предстоящем предполетном отдыхе, от которого гости отбирают и отбирают минуты и часы. Ты вынужден гостей вежливо выпроваживать; спасибо, это умеет делать супруга. Это элементарный пример. И чаще всего такая позиция находит у людей понимание: такая вот у человека работа… да… не то что у нас…

Но вот — конфликт с летным начальством. Вроде те же самые летчики, только командуют больше, а летают чуть меньше. И уже как будто стена воздвигнута между представителями одной профессии. Уже здоровье одних зависит от здоровья других, и их здоровье входит в конфликт с нашим, и сохраняется за счет чуть большего расхода нашего здоровья.

Ну так строй себе служебную карьеру, рвись в начальники. Только у начальников есть свои, более высокие начальники, и они тоже пекутся о своем здоровье за счет здоровья нижестоящих, а те — за счет нас.

Летом план выполняется за счет продления экипажам санитарной нормы налета на 25 процентов. Мне командир другой эскадрильи так сказал: тяжело тебе летать продленку — откажись, никто ведь тебя не заставит. Ведь продленка, несмотря на согласование с профсоюзом, дело абсолютно добровольное, только с письменного согласия экипажей. Жалко здоровья — откажись.