Исповедь расстриги. Как воскреснуть из мертвых - Валентина Николаевна Муренкова
К вечеру второго дня какая-то сердобольная бабушка из монастырских активисток пожалела батюшку и взяла нас жить к себе в деревянный домик на окраине. Она сама и мы тоже приходили туда за полночь, чтобы поспать три-четыре часа, больше не удавалось. Мы с девчонками ложились все вместе на полу на каких-то матрасах, а отец Георгий спал на узком диване на кухне, но поднимались все на заре и уходили натощак, не выпив даже чаю: нельзя до литургии.
Сейчас в памяти мелькает калейдоскоп тех дней, превратившихся в бесконечную службу, колокольный звон, крестный ход, постоянное нахождение в плотной толпе народа и длиннющие очереди в храме к мощам, а во дворе к солдатской полевой кухне за кашей.
Стояла августовская жара, но иногда налетали грозы.
До мельчайших подробностей помню такую картину – над куполами Троицкого собора низко висит чёрная-чёрная туча, воздух неподвижен, душно, жарко, сильно пахнет цветами, травой и множеством близко стоящих людей. Косые лучи солнца освещают золотые кресты на куполах, эти пять ослепительно сияющих крестов вот-вот коснутся тучи и буквально проткнут ей брюхо, и тогда случится настоящий потоп!
Народ плотно заполняет всё видимое пространство вокруг нас, стиснутые со всех сторон, мы с девочками тоже молча неподвижно ждём выхода патриарха. Время остановилось, всё замерло, и казалось, что невидимая могучая рука держит тучу, не позволяя ей пролиться вниз, только редкие тяжёлые капли иногда протекают между невидимых пальцев и падают вниз – кап! Через время ещё кап! Через минуту ещё, и ещё…
Но вот грянули колокола, из храма выходит патриарх со свитой, архиереи и священники. Затаив дыхание, народ ждёт, пока патриарх спокойно и торжественно пройдёт по красной ковровой дорожке. И только он скрылся в своих покоях, как в то же мгновение ливень стеной обрушился вниз!
Хлынуло так, что мы с визжащими от восторга девчонками вымокли до нитки за несколько секунд и за несколько метров, отделяющих нас от спасительных ворот под колокольней. Мы еле-еле втиснулись с краешку плотно стоящей под аркой толпы, подставили ладошки под струи водопада и с наслаждением умылись тёплой дождевой водой, наблюдая, как туча уползает на запад, а над храмом выгибается сияющая арка радуги.
И кем надо быть, чтобы не понять такие знамения?
Ещё я помню дивеевские ягоды, и как мы по жаре собирали сладчайшую малину на заросшем участке нашей хозяйки, когда однажды среди дня нам с девочками удалось выкроить пару часов, чтобы отдохнуть. Спелые бархатистые ягоды сами падали в руки, мы ели их горстями и не могли остановиться, а потом набрали баночку для отца Георгия, который в это время исповедовал паломников. Мы носили за ним эту малину допоздна, но батюшка ни на минуту не мог отвлечься – то вечерняя служба, то крестный ход по Канавке, то снова исповедь. И вот наконец-то отец Георгий вышел из собора за пять минут до полуночи, и мы насилу уговорили его быстро съесть слежавшуюся малину, пока ещё можно, ведь после двенадцати ночи даже глотка воды нельзя сделать, если утром тебе причащаться!
А ещё нас наградили земляникой, нежнейшими алыми ягодками на тоненьких стебельках! Земляничные букетики раздавала каждому молодая сияющая инокиня, когда нас с отцом Георгием и дивеевскими сёстрами привезли куда-то в лес отслужить панихиду на могилах новомучениц, ещё не прославленных в лике святых. Мы слаженно спели в лесной прохладе, а может, это старое кладбище так заросло, не помню, а потом все молча уселись в свежей зелени и по ягодке срывали со стебельков ароматную землянику, так похожую на капли крови, поминая всех здесь расстрелянных и замученных.
Удивительно, как июньские ягоды дождались начала августа, говорят же, что в Дивееве вторая Пасха летом в день рождения батюшки Серафима, а он великий чудотворец!
А сколько невероятных историй о современных чудесах преподобного Серафима мы тогда услышали и, конечно же, поверили в них сразу и безоговорочно!
Да и как можно сомневаться, если служащий в Дивееве священник сам рассказывал нашему отцу Георгию, мол, открывают они с матушкой игуменьей мощи преподобного, чтобы переоблачить их к празднику, и вдруг видят своими глазами, что бархатные тапочки с вышивкой на его ногах стоптаны, и к подошвам прилип песок – значит батюшка Серафим во плоти сам своими ножками здесь везде ходит и за всем присматривает, помогает, исцеляет, и при этом его нетленное тело у всех на виду покоится в раке под стеклом в Троицком соборе!
А ещё у них в алтаре хранится чугунок, в котором батюшка Серафим варил себе еду, и если у кого-то из священников сильно болит голова, то он надевает этот чугунок себе на голову, молится, и боль тут же проходит.
Я специально сейчас рассказываю только священнические истории, потому что устные народные чудеса там такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
Не знаю, как сейчас, но тогда никто из дивеевских отцов, сестёр и прихожан ни минуты не сомневался, что Антихрист в Дивеево не пройдёт, он не сможет переступить Канавку Богородицы, вот тогда и воскреснет сам батюшка Серафим, чтобы своей проповедью и чудесами укрепить веру на Руси, и перед концом света весь монастырь со всеми храмами и людьми вознесётся на Небо!
Ещё дивеевский народ свято верил, что это всё произойдёт уже очень скоро, и на наших глазах сбудутся древние и недавние пророчества, поэтому верным чадам Церкви надо быстрее продавать своё имущество, пока ещё есть деньги, ведь Антихрист сразу их отменит, и надо любым способом поспешить перебраться в Дивеево, если хочешь спастись. Времени осталось мало!
* * *В сам праздник преподобного Серафима служба началась с вечера и шла круглосуточно, первую литургию служили в полночь, потом вторую в четыре часа утра, затем третью патриаршую в девять часов и по окончании грандиозный молебен. Нашему отцу Георгию назначили соборное служение в четыре, и мы тоже пошли с ним, чтобы причаститься пораньше. И так народу вон сколько, мы боялись даже представить, какая давка, жара и духотища будут здесь на патриаршей службе.
Почему-то в соборе рядом с нами часто оказывалась интересная пара – немолодая грузная женщина большую часть службы сидела на стуле, а вокруг неё вертелась девочка чуть старше моей Альки, одетая в иноческую одежду, с чётками в руках, всё как положено. У меня маленькая инокиня вызывала оторопь, у наших девочек неподдельное восхищение и зависть, а у начитанной Женьки возмущение, мол, кто посмел постричь ребёнка, который ещё
