Г. Штоль - Шлиман. "Мечта о Трое"

Когда ты только что приехал в страну и не знаешь ни законов, ни судей, ни обычаев, шансов выиграть процесс мало. Поэтому Шлиман закрывает счет брата, разыскивает его могилу, велит привести ее в порядок и заказывает надгробную плиту. Он покидает Калифорнию с уверенностью, что еще вернется сюда. Здесь для предприимчивых людей широчайшее поле деятельности. Но прежде он хочет познакомиться со всей страной, чтобы понять, в чем ее богатства и какие товары могут принести наибольшую выгоду. Эти сведения очень пригодятся ему в Петербурге.

Первую остановку он делает в Вашингтоне. Если хочешь узнать страну, то раньше всего надо познакомиться с ее столицей и ее влиятельными людьми.

Первый человек в государстве — президент. Сейчас этот пост занимает Филмор. Раз имя Шлимана широко известно по всей Российской империи и во многих крупнейших торговых городах, то оно, конечно, должно быть известно в Соединенных Штатах и в их столице — ведь президент и министры сами, по большей части, коммерсанты или сыновья коммерсантов. Шлиман прямо из гостиницы посылает свою визитную карточку президенту. Тот сразу же соглашается его принять.

В семь часов вечера карета останавливается перед Белым домом. Президент встречает гостя в дверях своего кабинета.

— Вы, вероятно, удивлены моим визитом. Я специально приехал из России, чтобы увидеть эту прекрасную страну и познакомиться с ее великими людьми. Поэтому я, естественно, считаю долгом вежливости нанести свой первый визит вам, господин президент. Я рад, что познакомился с вами, и не хотел бы больше отнимать ваше драгоценное время.

Шлиман встает, чтобы откланяться, но президент не отпускает его.

— Я слышал о вас, мистер Шлиман, и я считаю за честь для себя, что вы посетили меня, и за честь для нашей страны, что вы проявляете к ней такой интерес. Америка, как вам известно, страна пионеров. После всего что я слышал о вашей деятельности в России, я нахожу, что у вас, мистер Шлиман, тоже натура пионера. Поэтому для меня было бы величайшей радостью, если бы вы остались у нас навсегда и своей инициативой способствовали бы нашему беспримерному подъему.

— Я не могу дать вам сегодня определенного ответа, господин президент. Мое дело в Петербурге долго без меня не просуществует, а ликвидировать его и переселиться в Америку я пока считаю ошибкой. Тем более что я занимаюсь коммерцией не ради самой коммерции.

Желая узнать как можно больше об Америке, Шлиман задает много вопросов. Филмор обстоятельно на них отвечает.

Они проходят в салон, где у камина сидит с дочерью миссис Филмор. Вскоре появляется и отец президента, пожилой ученый человек, он очень рад, что Шлимаи может подробно рассказать о так называемых «эльджинских мраморах» — скульптурах Парфенона, находящихся в Британском музее. Когда Шлиман возвращается в свою гостиницу, стрелки часов приближаются к десяти.

Потом он колесит по всему континенту, всем интересуется, все записывает, вплоть до числа пассажиров в поездах — для него это показатель рентабельности линии. На севере он посещает шахты и рудники, на юге изнемогает от жары в знойных лесах Панамы. На Кубе он наблюдает, как получают сахар, которым он много лет торговал, счастливо торговал. Но что такое вообще счастье? В сущности, счастье, пишет он в дневнике, это лишь результат трезвого расчета и твоей собственной активности. Но счастье, ему сопутствующее, и радость от успеха в делах, к которому оно привело, сильно омрачаются во время этой поездки. Капля горечи попадает в сверкающий золотой кубок. Можно ли изучать получение сахара в Вест-Индии и не замечать того, отчего зависит и сладость тростника и дешевизна и сбыт этого блестящего коричневого продукта и что в конечном итоге определяет и прибыли, растущие в конторских книгах? Все это можно выразить в двух словах: труд негров. А это, в свою очередь, означает: рабство. В руке Шлимана, который никогда не устает писать, дрожит перо, когда он пишет о бедственном положении рабов на Ямайке, на Кубе и в южных штатах, об их физической и духовной деградации, о грубости и низости эксплуататоров. Здесь Шлиман впервые осознает все это, и мучительные вопросы будут преследовать его всю жизнь.

В начале июня он приезжает в Сан-Франциско. Прежде, когда испанские монахи основали тут монастырь святого Франциска, все население города состояло из мужчин. Теперь это снова город мужчин. Они стекаются сюда со всех штатов Америки, со всего мира, гонимые золотой лихорадкой. Откуда берется золото? Опять интересный вопрос, ответ на который Шлиман находит, беседуя с золотоискателями и геологами, идет ли речь о золотых россыпях среди речного песка или о жилах золота в кварцевых породах гор.

Но Шлиман приехал сюда не ради этого золота. Давно уже жизнь его и его способности открыли перед ним иные пути, ведущие к богатству. Он никогда не отличался пи сильными мускулами, ни умением, прокладывать себе дорогу локтями, что так необходимо золотоискателю. Он приехал сюда потому, что нельзя узнать Америки, не побывав в Сан-Франциско, который за несколько лет превратился из безвестной деревушки в самый знаменитый и пользующийся самой дурной славой город мира.

Шлиман отдается во власть людского потока на улицах. Подобных улиц нет нигде на свете. Каменных домов почти не видно: постройка такого дома требует слишком много драгоценного времени, а оно так необходимо, чтобы искать желтый металл в земле, вымывать его из речного песка, выигрывать в карты, отнимать силой у старателей. Дома построены из дерева, а нередко это — просто большие палатки. Даже в деревянных домах вместо перегородок чаще всего натянуты полотнища.

Да и такую пеструю толпу вряд ли найдешь еще где-нибудь на свете: тонкие батистовые сорочки рядом с пропитанными потом шерстяными рубашками в клетку, наимоднейший фрак рядом с лохмотьями, кожаные костюмы бродяг из прерий рядом с хлопчатобумажными куртками китайцев с косами, одежда мексиканца рядом с синей блузой мекленбургского поденщика, сапоги рядом с лакированными ботинками, несколько европеизированные мокасины, шлепанцы, босые ноги, сомбреро и цилиндры, шляпы, шапки, пестрые головные платки...

В этом потоке люди движутся поодиночке и группами, некоторые из них — правда, очень немногие: их можно сосчитать по пальцам — в сопровождении жен и детей. Они идут со шпагами, пистолетами, длинноствольными ружьями, кирками, лопатами и лотками для промывки золота. Заглушая многоязычный гомон толпы, из палаток и балаганов несутся резкие и отрывистые звуки музыки.

«Этот ужасный город своеобразен, как никакой другой», — думает Шлиман. Он, наконец, добирается до площади, где стоит многоэтажный деревянный дом —лучший отель Сан-Франциско. Здесь фамилия Шлимана значит столь же мало, как и его деньги. У дверей толкутся желающие попасть в гостиницу — те, кто в этой великой лотерее золотоискательства выиграл несколько внушительных самородков пли мешочек золотого песка. Свободных номеров, или того, что здесь называют номерами, нет — и ждать их сегодня бессмысленно.