Павел Батов - В походах и боях

В этом самоотверженном коллективе я снова встретил Александра Ивановича Находкина. Казалось невероятным, что в воронцовском аду, под беспрерывными бомбежками мог жить и работать этот израненный старый бывалый воин. Комдив его высоко ценил и говорил о нем с какой-то сыновней теплотой. Еще в ополчении А. И. Находкин все время рвался на фронт. Конечно, по возрасту и состоянию здоровья ему везде был отказ. Он написал Семену Константиновичу Тимошенко, с которым вместе воевал в давнее время на Кубани. Маршал понял душу старого солдата и разрешил в виде исключения принять его в строй. Так он попал в 172-ю дивизию и был назначен заместителем начальника тыла дивизии. И горячая пища в самое трудное время попадала на передовую, и боеприпасы доставлялись, и применялись всякие хитрости маскировки. Деталь: немецкие летчики охотились за нашими батареями, работники тыла создали из бревен ложную батарею и потом от души смеялись, наблюдая, как тратят попусту бомбы фашисты, а наши настоящие орудия громят врага. Находкин говорил, что счастлив «вместе с ребятами бить фашистов». Слово «счастье» было здесь на месте. С 1907 года он связал свою судьбу с нашей ленинской партией и не мог жить и понимать свою жизнь иначе. В августе 1965 года он ответил на мое письмо, и с тех пор между нами установилась регулярная связь. «Что касается меня, — пишет он, — то много писать нечего: я солдат пролетарской революции».

В дивизионном штабе работал сплоченный коллектив, боевая дружба сцементировала его, и особенно приятно было видеть, что более половины состава были молодые командиры, уже прошедшие боевую школу. По занимаемым должностям недоставало опыта, да ведь в первые полгода — а то и год! — войны трудно было найти штаб дивизии, стоявший на надлежащем уровне. Это был серьезный пробел, и не только в Крыму. Подготовка кадров для штабов и культура управления войсками тогда очень отставали. Но эти молодые офицеры были добросовестными, старательными людьми и искренне отдавали все свои силы тому, чтобы получше и быстрее довести до войск приказы командира, поточнее собрать для него и штаба данные о положении дел. Среди них выделялся старший лейтенант Иван Федорович Литвинов, человек большой смелости и острого ума. Он мог в любой обстановке разыскать любого командира, вручить распоряжение, лично выяснить обстановку на данном участке. Ну ему больше других и доставалось! Когда требовалась срочность и точность, комдив и начальник штаба дивизии посылали И. Ф. Литвинова.

Ласкин чаще всего ставил боевые задачи через ответственных офицеров управления. Литвинов, Андреев, Гореславский, пробираясь под огнем, отправлялись в полки и батальоны. Они не только встречались с командирами и политработниками, но непременно бывали в самых передовых окопах, проверяли состояние обороны, боевые порядки рот, батальонов, информировали командиров и политработников о соседях. КП был расположен неподалеку от полков, так что комдив и его ближайшие боевые соратники не только из донесений, но и по собственному наблюдению знали, что делается перед фронтом каждой части[15].

Из командиров полков более других запомнился мне подполковник И. Ф. Устинов. Знаток своего дела, волевой организатор, он был еще и обаятельнейшим человеком. Как ни трудно порою приходилось, а у подполковника была и шутка и улыбка для подчиненных. Это, знаете, вселяет уверенность в действиях. В этом отношении Иван Филиппович Устинов напоминал начальника политотдела 156-й дивизии Владимира Михайловича Гребенкина. Желая себя проверить, я уже после войны спросил генерал-лейтенанта И. А. Ласкина мнение об И. Ф. Устинове. Вот его ответ: «Грамотный, правдивый, очень смелый и решительный командир. Бойцы, подчиненные командиры любили его и верили ему во всем. А все мы гордились действиями пятьсот четырнадцатого полка». Далее генерал добавил:

— Недолго пришлось воевать этому замечательному человеку. Вы знаете, что подполковник Иван Филиппович Устинов погиб в бою под Севастополем?..

Таковы люди, которые руководили обороной на одном из главных рубежей в общей системе Ишуньских позиций. Опираясь на героизм массы бойцов, они в течение одиннадцати дней, считая с 18 октября, держали этот рубеж, отбивая удары огромной силы. Лишь по приказу командарма (уже не Ф. И. Кузнецова, а командующего Приморской армией И. Е. Петрова) Ласкин отвел свои части, получив новую боевую задачу.

Готовясь к предстоящей борьбе, мы в оперативной группе имели основания предполагать, что острие удара 11-й немецкой армии придется прежде всего именно по нашим соединениям. Действуя в этом направлении, противник мог рассечь силы 51-й армии и получить возможность бить их по частям и быстро — до появления армии И. Е. Петрова, выйти к Ялте и Севастополю и одновременно развить наступление на Керченский полуостров. Направление же удара на Джанкой и затем сразу на Керчь было для немцев опасным, так как тыл у них оставался открытым. Им, в частности, угрожали бы, и случае подхода к Симферополю, части Приморской армии. В последующем мы убедились, что наша оценка была верной.

Противник упорно наращивал на Перекопском перешейке свои силы. 4 октября, по данным разведки, в районе Филатовка — Карпова балка было сосредоточено до 6 батальонов и 30 танков, в районе Армянск — Кураевка — до 10 батальонов с 50 танками. 6 октября количество вражеских танков у Армянска выросло до 100, в Кураевке появился полк немецкой пехоты.

Мне известно, что Ф. И. Кузнецов очень ждал Приморскую армию. При моих докладах по ВЧ он не раз подчеркивал это, давая указания. И последние слова, которые я слышал от нашего командарма уже во время горячих боев за Ишунь 21 октября, были:

— Вам надо продержаться до подхода Петрова, это самое главное.

Но надо учесть реальное положение вещей. Эвакуация войск Одесского оборонительного района была проведена в сложных условиях, орудия крупного калибра дивизионной артиллерии взять не удалось, их потопили в местах посадки на корабли. В Крыму восполнить недостаток пушек неоткуда. А героям они ведь тоже нужны. Помню встречу с генералом Петровым 26 или 27 октября на каком-то одиночном хуторе, после того как контрудар трех его дивизий вдоль побережья Каркинитского залива закончился неудачей. Генерал сидел в хате за столом и как бы про себя говорил:

— Почему мои люди, которые героически сражались в Одессе, не выдержали натиска врага?

Слова эти были сказаны от горечи и боли. Ведь Приморская армия под натиском превосходящих сил врага отходила к Севастополю организованно, с боями.

— Естественно, Иван Ефимович, обстановка и условия другие. В Одессе укрытия и огневая поддержка, а тут голынь. Не ваши люди виноваты…