Глеб Елисеев - Лавкрафт

Рассказ интересен не своим сюжетом, практически целиком заимствованным из рассказа лорда Дансени «Коронация мистера Томаса Шарпа». Любопытнее переживания и чувства Куранеса, столь явственно совпадающие с истинными чувствами самого Лавкрафта. Судьба главного героя во многом напоминает судьбу автора: «Куранес был старомоден и мыслил не так, как остальные писатели»[75]. В момент написания рассказа Лавкрафт явно одобрял выбор своего героя, который предпочел фантастический и благородный мир грез жуткому и безотрадному миру реальности. К тому же в «Селефаисе» вновь заметно звучит тема утраченного счастья, столь привлекавшая фантаста. Вернуть чистоту и искренность детского восприятия мира — вот одна из недостижимых целей, к которой долгое время будут стремиться герои писателя. По крайней мере, до тех пор, пока в его творчестве окончательно не возобладает идея жестокости, равнодушия и беспощадности Вселенной ко всему живому.

«Селефаис» Лавкрафту нравился, но он не слишком рвался его публиковать. Издан он был лишь в 1922 г. в журнале «Рейнбоу».

Созданную в феврале 1921 г. «дансенианскую» историю «Иранон» также трудно отнести к шедеврам. (Более правильный вариант названия — «Поиск Иранона» или «Странствия Иранона», но у отечественных публикаторов популярней оказалась усеченная версия.) Сам Лавкрафт критически относился к этой вещи, считая ее слишком слащавой. Действительно, этот текст не только выглядит неумеренно сентиментальным, особенно в финале, но и откровенно невнятным, напоминая скорее не рассказы, а стихи Лавкрафта.

В начале рассказа певец Иранон приходит в город Телос, где говорит, что ищет покинутую родину — град Эйра. Вместе со своим спутником — мальчиком Ромнодом — он отправляется на долгие поиски родной земли. Но так ее и не находит. После многолетних путешествий, в ходе которых Иранон остается все таким же юным, Ромнод умирает, а певец встречает старика, который открывает ему глаза на реальность. Старик говорит: «О, путник, я и в самом деле слышал это название Эйра и другие, о которых говорил ты. Но возвращаются они ко мне из бесконечно далекой пустыни прожитых лет. Слышал я их еще в далеком детстве из уст товарища по играм, мальчика из нищей семьи, склонного к странным мечтаниям… Как часто пел он мне о дальних странах, коих не было и в помине, и о разных невозможных вещах. Часто он рассказывал мне об Эйре, и о реке Нитре, и о водопадах крохотной Край. Там, как он утверждал, был он некогда принцем, хотя мыто знали его от рождения. Нет и не было никогда ни мраморного города Эйры, ни тех, кто хотел бы найти усладу в его странных песнях. Разве что это было в мечтах моего друга детства, — а звали его Ираноном, — но он давно и бесследно пропал»[76]. Мгновенно постаревший певец продолжает свое ставшее бессмысленным странствие, а удручающе банальное и нарочито сентиментальное итоговое восклицание в финале рассказа звучит так: «Той ночью вечно юная и прекрасная нота перестала звучать в повзрослевшем мире»[77].

Как и в «Селефаисе», главной темой рассказа, изданного лишь в 1935 г., становится предпочтение грез об идеальном мире жизни в беспощадной и уродливой реальности. Однако в отточенности языка и стиля, основанного на подражании лорду Дансени, в «Ираноне» Лавкрафт достигает высокого уровня. Но этот путь имитатора, а не самостоятельного творца не был дорогой для настоящего мастера… И Лавкрафт с самого начала рвался прочь с этой тропинки, уводившей его в художественный тупик.

Уже в рассказе «Другие боги», внешне вроде бы тоже дансенианском, мы сталкиваемся с чисто лавкрафтианской историей о человеке, заглянувшем за грань запретного и погибшем, столкнувшись с пониманием истинной природы Вселенной. В рассказе говорится об ученом Барзаи Мудром из Ултара, решившем подняться на священную гору Хатег-Кла, чтобы увидеть богов Земли. Вместе со своим другом Аталом, упоминающимся и в рассказе «Кошки Ултара», он взбирается по склонам горы. По пути друзья разлучаются, поэтому Атал лишь слышит Барзаи, но не видит. Барзаи встречает богов, но эта встреча оборачивается кошмаром: «Луна темна, и боги танцуют в ночи; и ужас разлит по небу, ибо на луну опустилось затмение, которое не предрекала ни одна из человеческих книг или книг богов Земли… Неведомое волшебство нисходит на Хатег-Кла, ибо пронзительные крики испуганных богов обратились в смех, а ледяные склоны бесконечно вздымаются в черные небеса, куда поднимаюсь и я…»[78]

Барзаи гибнет, коснувшись запретного. Последнее, что слышит Атал, — это его предсмертный крик: «Другие боги! Это другие боги! Это боги внеземного ада, что стерегут слабых богов земли!.. Отведи взор… Поспеши прочь… Не смотри! Не смотри! О, мщение бесконечных бездн… О, эта проклятая, эта дьявольская пропасть… Милосердные боги Земли, я падаю в небеса!»[79] Поиски же тела Барзаи Мудрого ни к чему не привели: «Но после того, как жители Ултара, Нира и Хатега преодолели свой страх и взошли по тем проклятым кручам в поисках Барзаи Мудрого, они увидели, что на голом утесе вершины был высечен странный символ гигантских, пятьдесят локтей в ширину, размеров, как если бы какой-то титанический резец прошелся по скале. И символ этот был подобен тому, который ученые люди встречали в наиболее таинственных и жутких частях Пнакотических рукописей, оказавшихся слишком древними, чтобы их можно было прочесть. Вот и все, что увидели они»[80].

В «Других богах» Лавкрафт впервые прибегает к столь любимой им впоследствии литературной игре по связыванию своих произведений в единый сверхтекст. Этот рассказ оказывается узлом, соединяющим «Кошек Ультара», «Полярную звезду», «Иранона» и «Карающий рок над Сарнатом», о котором речь еще впереди. Географические наименования, взятые из этих произведений и упомянутые в тексте «Других богов», создают картину единой реальности, придавая ей большую глубину и многозначность. А благодаря ссылке на Пнакотические манускрипты и город Ломар становится ясно, что история Барзаи Мудрого разворачивается в той же отдаленной древности, что и история анонимного героя «Полярной звезды». Написаны «Другие боги» были в августе 1921 г., но изданы лишь в 1938 г., посмертно.

Тот же древний мир встает и на страницах «Карающего рока над Сарнатом». Хотя рассказ был создан еще в декабре 1919 г., он в значительно большей степени независим от влияния лорда Дансени, чем перечисленные выше тексты. Дансенианские здесь скорее антураж да атмосфера древнего, давно исчезнувшего мира.

От самого же Аавкрафта исходит тема таинственного и беспощадного зла, жестоко покаравшего жителей прекрасного Сарната.