Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Среди других лиц прокурорского надзора, работавших с нами в управлении, мне запомнился прежде всего товарищ прокурора Петербургского окружного суда Алексей Тихонович Васильев, впоследствии последний перед революцией директор Департамента полиции.

Я позволю себе более подробно остановиться на нём. Он умер в конце 20-х годов. Прекрасный, редкой душевности и простоты был он человек, очень одарённый, умный, широкообразованный, многим интересующийся, с сильной ленцой и большим пристрастием к товарищеским обедам и ужинам, за которыми он был остроумнейшим рассказчиком анекдотов. Рассказывал он их мастерски, с присущей ему торопливостью и особой простотой изложения; при этом сам увлекался, посмеиваясь и с лукавым любопытством посматривая на собеседника. Службу свою он начал в Юго-Западном крае, был товарищем прокурора Киевского окружного суда и наблюдал за дознаниями, производимыми Киевским губернским жандармским управлением, то было время, когда начальником этого управления был известный в жандармских кругах генерал-майор Новицкий, считавшийся непревзойдённым знатоком политического розыска (каким в действительности вряд ли был) и ставший в непримиримую оппозицию к учреждённому в 1903 году Киевскому охранному отделению, первым начальником которого стал ротмистр А.И. Спиридович.

Васильев, вскоре после своего перевода в Петербург и назначения в качестве товарища прокурора Петербургского окружного суда для наблюдения за производством жандармских дознаний при нашем управлении, как-то необыкновенно быстро сошёлся с офицерами резерва и стал пользоваться общей любовью. В этом человеке была удивительная простота и отсутствие столь общей всем лицам прокурорского надзора сухости обращения. Ни один из нас, офицеров резерва, не мог ожидать, что Алексей Тихонович возвратит почему-то законченное дознание! В случае необходимости каких-либо дополнений или наличия пропусков со стороны производящего дознание офицера Алексей Тихонович деликатно, в частном порядке, обсуждал с офицером дознание и указывал то, что требовало дополнений. Каждый офицер резерва, узнав, что Алексей Тихонович Васильев будет наблюдающим за его дознанием, чувствовал себя вполне удовлетворённым: никаких неприятностей по производству дознания быть не могло.

Пропустив через свои руки большое количество жандармских дознаний при двух жандармских управлениях — Киевском и Петербургском — и в то же время интересуясь революционным движением и его деятелями, А.Т. Васильев по праву мог считать себя своего рода экспертом в деле политической полиции, и дальнейшая его служебная карьера в Министерстве внутренних дел была справедливой и естественной компенсацией его заслуг. Он последовательно прошёл высшие служебные ступени в Департаменте полиции, и именно те, где сосредоточивалось руководство политическим розыском в империи, т. е. заведующего так называемым Особым отделом, затем вице-директора и, наконец, в 1916 году, директора этого Департамента.

У меня лично установились с Алексеем Тихоновичем самые добрые отношения. Его служебная карьера по Департаменту полиции неоднократно прерывалась в связи с переменами в высшем составе министерства. Он то покидал Департамент, то снова возвращался — каждый раз на более высокую должность. Между прочим, у него были тесные дружеские отношения с известным П.Г. Курловым, и периодические «приливы» или «отливы» в карьере этого сановника неизбежно влекли за собой такие же перемены в служебной карьере А.Т. Васильева.

Товарищ прокурора Петербургского окружного суда Д.П. Бусло был небольшого роста плотный брюнет в очках, вечно возившийся со сложным недомоганием горла и носа. По политическим взглядам он был на самом правом крыле — как говорят на кавалерийском жаргоне, «был весьма затянут на правый повод». Он живо интересовался делом политического розыска и мог быть прекрасным начальником любого розыскного учреждения. Я был знаком с ним делами; в частной жизни он шагу не ступал без своей супруги — милой, но очень «тонной» петербургской дамы. Через каждые пять или десять слов собеседник его слышал: «Женичка». Это было ласкательное имя его жены. До заведования политическим розыском он всё-таки добрался, но это было в конце его служебной и, по-видимому, жизненной карьеры, при «пане-гетмане», в Киеве[77].

Валентин Анатольевич Брюн де Сент-Ипполит в то время был товарищем прокурора Петербургского окружного суда. С ним я провёл не одно жандармское дознание из серии мне порученных. Красивый высокий шатен, очень представительный и «приличный», «приличный» до крайности. Так сказать, идеальный тип для прокурорского надзора, но сух в отношениях также до крайности. Пропускать что-либо в дознаниях, производимых под его наблюдением, не рекомендовалось. Это был формалист до мозга костей. К делу относился без всякого увлечения, а просто проходил одну из необходимых ступеней в служебной карьере, ибо исполнение обязанностей прокурорского надзора по политическим дознаниям ускоряло дальнейшие шаги по Министерству юстиции. Этот «сухарь» в прокурорской форме неизменно хранил на лице как бы брезгливость от соприкосновения с делами жандармского ведомства. Каково же было моё изумление, когда я, уже на должности начальника охранного отделения в Москве, узнал об его назначении на должность директора Департамента полиции! Более неподходящее лицо для этой должности трудно было придумать. К счастью для дела, он пробыл на этом посту недолго. У меня в памяти живо сохранились две служебные встречи с ним за время его директорства. Первая была вскоре после его назначения на эту должность. Я поехал в Петербург — представиться и в разговоре с ним получить более ясное представление о направлении, желательном новому директору Департамента полиции в области политического розыска и в сложной атмосфере тогдашних общественных настроений.

Не ожидая от него тёплых воспоминаний о нашей совместной службе при Петербургском управлении, я всё же не мог не думать, что он при встрече со мной, после десятилетнего перерыва, вспомнит о ней и расспросит меня о моей службе за это время. Ничего подобного! Сухое приветствие, ничем внешне не выраженный интерес к моему весьма обстоятельному докладу и предложение подробно переговорить с заведующим Особым отделом. Вот и всё…

Вторая встреча произошла месяца два спустя, когда я приехал к нему с объяснением своим по жалобе на меня начальника Владимирского жандармского управления. Этим начальником был в то время полковник Немирович-Данченко, незадолго до своего назначения служивший в штабе Отдельного корпуса жандармов в качестве старшего адъютанта, а до этого — по линии жандармской железнодорожной полиции. Попав на должность начальника губернского жандармского управления, полковник Немирович-Данченко очутился, конечно, «как в лесу». Дела своего он не знал и ничего в нём не понимал.