Николай Попель - Танки повернули на запад

2) Танки в обороне закопать и тщательно замаскировать.

3) Потребовать от войск максимального напряжения для выполнения поставленной задачи.

ВАТУТИН, ХРУЩЕВ".

Прочитав приказ, Катуков долго не выпускал его из рук.

- Что сделано, Михаил Алексеевич, во исполнение?

- Командиры корпусов предупреждены о смене квартир.

- Когда планируете выход?

- В двадцать два ноль-ноль. Катуков кивнул:

- Да, ночью. А то... Мы сейчас с Кириллычем такое видели... Но дело, браты мои, хитрое, очень хитрое. Завтра утром в контрнаступление, значит...

Поднялся, снял китель, бросил на спинку стула. Остался в нижней рубашке. Из выреза торчали острые ключицы. Придвинул к себе карту и уставился в нее:

- Контрнаступление - это встречный бой. Мы на них - они на нас. У них больше единиц, у них тяжелые танки... Давайте соображать. Ты как полагаешь, Михаил Алексеевич?

Шалин смахнул рукой капли пота с бритого черепа, пожевал губами:

- Конечно, целесообразнее бить с места, а не при встречном движении. Однако приказ. У фронта могут быть свои резоны.

Катуков поморщился:

- Насчет приказа ясно. Твое мнение, Кириллыч.

- Сообщить Военному совету фронта наши соображения. Бить с места, с хорошей позиции, в этих условиях, конечно, выгоднее.

Катуков снова склонился к столу, потом отодвинул карту, повернулся к телефонисту:

- Командующего фронтом!

Ватутин, не перебивая, выслушал соображения Катукова.

Михаил Ефимович, облегченно вздохнув, положил трубку:

- Приказано подождать. Командующий посоветуется с Никитой Сергеевичем и с начальником штаба.

Вскоре раздался ответный звонок Ватутина. Военный совет фронта утверждал наше предложение. Мы должны были измотать наступающего противника в оборонительных боях на главном направлении, остановить его, а уж подом нанести контрудар.

Первый день боя подходил к концу. Овраг наш затянула тень, стало легче дышать. Но стоило подняться наверх - частые воронки вдоль восточного склона служили лестницей,- как тебя обжигало раскаленное дыхание войны и солнца. Дымный горизонт приблизился. Приблизились и кружащиеся в небе серебряные крестики самолетов. С вкрадчивым шорохом пролетали над головой снаряды дальнобойной артиллерии.

Наступательный напор немцев не ослабевал. В пылающую печь боя генерал Гот подбрасывал и подбрасывал части. Он хотел максимально использовать дневное время - время прицельного бомбометания, время зрячего марша танков.

Шалин с Никитиным прокладывали маршруты корпусов, намечали двухэшелонное построение армии на направлении главного натиска.

Генерал Гот и его штаб знают, что оборонительная полоса 6-й армии почти прорвана. Остались отдельные очаги сопротивления, неглубокие рубежи, слабо прикрытые пехотой и противотанковой артиллерией. Эти последние большевистские бастионы на пути к Обояни должны быть во что бы то ни стало сметены сегодня вечером и завтра утром. Тогда его, Гота, танковая армия, пусть понесшая тяжкие потери, войдет в прорыв...

Шалин взял циркуль, смерил расстояние по схеме, приложил никелированные стерженьки к целлулоидной линейке:

- Тридцать шесть километров!

Михаил Алексеевич удовлетворенно потер руки: завтра Гот упрется в тридцатишестикилометровую оборону первой танковой армии. А считает, что вырвется на оперативный простор...

Шалин тихо засмеялся. Но тут же насупился, опустил голову к бумагам, что-то нашептывая себе под нос.

Я отправился в политотдел.

Журавлев, только что вернувшийся из бригады Бурды, докладывает:

- Обстановка трудная, крайне трудная, но приказ геройски выполняется. Начальник политотдела бригады Боярский все время в боевых порядках. Большие потери среди коммунистов. Выбыло из строя до тридцати процентов парторгов рот...

Журавлев, как всегда, документально точен в передаче фактов, в формулировках.

Мы подводим предварительные итоги первого дня.

Невиданная доселе концентрация фашистских танков. Тактика танковых клиньев прежняя. Но в острие клина теперь "тигры", "пантеры" и мощные самоходки "фердинанд". Пушки "тридцатьчетверок" не берут лобовую броню стального гитлеровского зверья.

Ожесточение боя беспримерно. За несколько часов от двух наших истребительно-противотанковых полков остались, как говорится, одни номера. Пусть первая танковая запомнит эти славные номера - 538 и 1008!

Бурда и Боярский надежно подготовили к боям личный состав бригады. Несмотря на явное превосходство противника в танках, ни одно подразделение не отошло без приказа. Но велики потери в живой силе и в технике. Раненых не успевают эвакуировать. Надо выделить дополнительный транспорт. Надо обеспечить замену выбывших политработников и парторгов. Необходимо всеми средствами нашей пропаганды, всем авторитетом командиров и политработников неустанно внедрять в сознание личного состава мысль о стойкости, сталинградский девиз: ни шагу назад!..

Я передаю Журавлеву новую задачу армии. Он недоуменно смотрит на меня.

- Попросили изменить приказ?.. Ну и ну...

Едва стемнело, передовая стала затихать. Словно по команде, небо очистилось от самолетов. Будто их и не бывало. Штаб Бурды доложил: противник прекратил танковые атаки.

Не рвались больше снаряды дальнобойной артиллерии. Все реже доносились с юга выстрелы и разрывы.

По мере того как засыпал передний край, оживали тылы.

И днем, несмотря на бомбежки, не пустовали дороги. О шоферском бесстрашии напоминали скелеты полуторок, "зисов" и легковых. Но сейчас машины, подводы, кухни тянулись непрерывным потоком, не дававшим улечься тяжелой ночной пыли. Рядом с молоденькими регулировщицами в заломленных набок пилотках дежурили офицеры связи, "маяки". Вехами служили наспех прибитые к столбам, начерченные мелом на заборах категорические указатели: "Хозяйство Супруна сюда", "МСБ Ходкевича 500 м", "Абдуллаев! Жду в Вознесеновке". На каждом повороте потоки раздваивались, но при этом не становились уже. Фронт получал завтрашнюю порцию боеприпасов, продовольствия и возвращал тех, кто пострадал сегодня в бою. Воистину, кровообращение войны!

Я велел Кучину взять в сторону и ехать полем. Колосящаяся пшеница пахла мукой, с лугов доносился пряный аромат зреющих трав. Но чем ближе к бригаде Бурды, тем крепче тянуло гарью, пороховыми газами, а потом - и приторным запахом разложения.

Пробыв с час в штабе и политотделе бригады, я пошел в окопы. Они уже не походили на аккуратные ровики, отороченные зеленеющими брустверами. Земля вокруг взрыхлена бомбами, снарядами, гусеницами танков, усеяна обломками орудий, траками, лопнувшими колесами, снарядными ящиками и всем тем, что оставляет после себя бой.