Иван Болдин - Страницы жизни

- Что с ними случилось? Вперед вышел разведчик Ивкин:

- Товарищ генерал, мы с Пашковым расстреляли эту сволочь. Не могли совладать с собой. За последнее время столько нагляделись на злодейства фашистов, что внутри все огнем горит. Не знаем, как и получилось. Стараясь помочь другу, заговорил Пашков:

- Товарищ генерал, "языки" были такие, что глядеть тошно: плюгавые, никудышные. Все равно ничего толкового не сказали бы. Вы только разрешите, мы других достанем, настоящих. Честное слово, ихнего офицера притащим. Если нет, как хотите наказывайте.

- Вы ужо заслужили сурового наказания.

Друзья опустили глаза, молчат.

Собрал всех разведчиков. Предупредил, что нельзя давать волю чувствам, как это сделали Ивкин и Пашков. Безусловно, гитлеровцев нужно истреблять. Но когда речь идет о "языке", надо выследить, поймать его и привести на базу.

Выслушав меня, Осипов заявил:

- Разрешите пойти нам с Дубенцом. Добудем "языка".

Они ушли, но вернулись без пленного. Зато доложили, что в небольшой рощице, примыкающей к деревне, обнаружили гитлеровский палаточный городок. В нем около пятнадцати палаток и несколько автомашин.

Я приказал трем ротам с разных сторон подползти к городку и уничтожить противника.

В четыре часа утра наши группы вплотную подобрались к палаткам и по моему сигналу забросали их гранатами. Среди гитлеровцев поднялась паника. Не дав им опомниться, наши бойцы пустили в ход штыки и приклады. Бой продолжался не более тридцати минут. Палаточный городок был ликвидирован, уничтожено более сорока вражеских офицеров со всей их прислугой. Забрав различные документы, оружие, боеприпасы и продукты, мы подожгли вражеские машины и углубились в лес.

Пожалуй, пора двигаться ближе к линии фронта. Обычно перед каждым выступлением мы брали с собой проводников из местного населения. Это были старики и женщины, юноши и девушки, даже пионеры - замечательные люди, настоящие советские патриоты.

Я предложил Осипову сходить за проводником. В деревне, куда он пошел, ему рассказали, что в одном из домов засел немец. Весь дрожит и не рискует выйти, видимо, ждет своих.

Осипов направился в тот дом и на печи увидел гитлеровского офицера. Разведчик обыскал его, крепко связал руки толстой бечевой и через всю деревню повел в лес.

Это оказался довольно крупный чин, штабной работник. Он рассказал, что в палаточном городке находился штаб гитлеровской механизированной дивизии, сообщил о ее численности и дал много других ценных сведений.

В частности, от него мы узнали, что в Журавы прибыли какие-то войска.

Вечером Осипов и Дубенец отправились в деревню Журавы. В случае если противник обнаружит, они должны были отходить правее нашей опушки. При этом их поддержат пулеметчики.

В двадцать три часа мы со Стрельбицким вышли на опушку леса. В километре от нее по шоссе непрерывным потоком мчатся машины с зажженными фарами. С завистью смотрю, как тягачи везут орудия. То же самое, очевидно, испытывает Стрельбицкий. Тяжели вздыхая, он говорит:

- Нам бы таких пушек.

- Непременно раздобудем,-утешил я Ивана Семеновича.

То и дело поглядываю на часы. Ночь кажется слишком длинной. Все время хожу в томительном ожидании разведчиков. Напряженно всматриваюсь в даль. Одну за другой курю самокрутки, от которых во рту ужасная горечь. Прекрасно понимаю, что разведка - дело сложное, очень трудно точно рассчитать время возвращения, ибо неожиданности подстерегают на каждом шагу. И все же нервничаю.

Стрельбицкий предлагает мне пойти отдохнуть. Обещает, когда придут разведчики, дать знать. Я отказываюсь. Скручиваю новую махорочную цигарку чуть ли не в палец толщиной. Стрельбицкий смеется, говорит, что таким факелом можно осветить шоссе.

Только перед восходом солнца, когда вражеские машины двигались уже без света фар, показались Осипов и Дубенец. Они шли быстро, о чем-то разговаривали, энергично жестикулируя. Первым подошел Осипов.

- Товарищ генерал, задание выполнено!

- Ну как, большой "гусь" засел в Журавах?

- Солидный.

Я приказал Крицыну снять подразделение, находившееся в боевом охранении, и мы поспешили уйти в глубь леса.

Осипов и Дубенец, проникнув в деревню, заметили, что у каждого дома выставлены часовые. Стало ясно - здесь расположился крупный вражеский гарнизон. Чтобы лучше и быстрее выяснить его силы, решили разойтись в разные стороны, а затем встретиться в условленном месте.

На северной окраине, куда направился Дубенец, в двадцати - тридцати метрах друг от друга горело несколько больших костров. К одному из них разведчик подполз довольно близко. Сидевшие у костра солдаты, перебрасываясь фразами, часто упоминали знакомое слово "партизаны". Видимо, к тому времени советские патриоты уже начали причинять врагу неприятности.

В деревне разведчики обнаружили более ста автомашин, около ста пятидесяти мотоциклов, несколько орудий.

- А это вам личный подарок,- широко улыбнулся Дубенец, протягивая гитлеровский флаг. - Благодарю. Трофей приятный. Желаю почаще приносить такие подарки.

- Служу Советскому Союзу! - отчеканил Дубенец, вскинув руку к козырьку старой замасленной кепки.

За дни, прошедшие после неудавшейся попытки прорваться через линию фронта, мы значительно окрепли и выросли. У нас около двух тысяч человек. Отряды возглавляют опытные командиры и политработники. Поднакопили мы и оружия, боеприпасов. Сейчас нам уже под силу такой гарнизон, как в Журавах.

Невдалеке под большим деревом крепким сном спят Осипов и Дубенец. Перед боем и мне следует отдохнуть. Рядом с ними расстелил плащ-палатку. Снял китель, повесил на ветку. Под голову положил кожанку. Но сон не идет. Нервы напряжены, мозг неустанно работает.

Около Осипова лежит небольшая тетрадь в твердом сером переплете. Взял ее дневник. По датам видно, что ведет его Осипов с начала войны. Я никогда не страдал излишним любопытством а вот сейчас не удержался и заглянул в тетрадь.

Первые беглые записи сделаны синими и красными чернилами, дальше пошли страницы, исписанные карандашом. За скупыми строками, недописанными фразами передо мной раскрывался замечательный мир душевных переживаний. В каждой фразе, в каждом слове - огромная любовь к народу, к Родине, к партии. Что ни страница - глубокая вера в наши силы и неугасимая ненависть к гитлеровцам, желание жестоко мстить им за поруганную землю. Осипов пишет.

"Помню 1918 год, когда самодовольная немчура грабила моих односельчан и издевалась над ними. Сейчас я вновь вижу пылающую в огне родную Белоруссию. Но теперь мы не те, какими были и восемнадцатом. Подавишься, проклятый враг! Нас миллионы. Мы бессмертны. Мы не сложим оружия пока гитлеровцы на нашей земле!"