Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

Мы вылезли из кузова и начали осматривать совхоз. Хозяйство Петрова располагалось на безымянном участке земли в середине долины реки Урал. Места было предостаточно. Он мог делать с ним все, что его душе было угодно. Местность была ровной, камней не было, и земля хозяйства простиралась до самого горизонта. Но поверхностный слой почвы был очень тонок.

Вокруг колодца располагалось несколько зданий. Здесь был магазин, полки которого практически пустовали, административное здание, большое общежитие и здание, где размещались клуб и столовая. Коровник и другие хозяйственные постройки находились немного дальше, у реки. Большая часть техники и оборудования стояла прямо под открытым небом. Мы увидели все это еще до того, как вылезли из грузовика. Не хватило стройматериалов, чтобы построить еще одно здание — склад для хранения машин и техники. «Коровы и люди погибнут, если у них зимой не будет крыши над головой, а техника — нет», — сказал Петров.

Нас очень хорошо покормили — это был лучший мой обед за много-много месяцев. После этого мы отправились на работу. Дюжина молодых людей с открытыми лицами повели нас осматривать трактора. Я вспоминаю, сколько энтузиазма было у одного из этих юношей. «Давайте сначала отремонтируем вот этот трактор», — сказал он и потащил нас к краю поля, на котором виднелись неровные островки всходов пшеницы; тут же, безнадежно уткнувшись в маленькую кочку, стоял накренившийся на один бок трактор. Мы спросили его, почему так срочно надо починить именно эту машину.

Он улыбнулся. «Очень хороший трактор», — сказал он, указывая на отверстие наверху радиатора, рядом с крышкой.

Мы ничего не поняли, к вящему разочарованию тракториста. «Как же это так — иностранцы, такие высококвалифицированные специалисты — и не могут понять, для чего нужна эта дырка?»— спросил он вполголоса, обращаясь к одному из местных парней. Потом он снова повернулся к нам: «Да это же замечательная вещь, картошку в ней варим. Даже две или три сразу. Мы раньше всегда спорили, кто будет работать на этом тракторе. А потом решили: кто перевыполнит норму, тот и будет на нем работать».

Из двенадцати тракторов работало только три. Все остальные были испорчены и разваливались на части, одни машины больше, другие — меньше. У некоторых треснули колодки, была сорвана резьба в коробке передач, прогорели вкладыши. Другие были просто не отрегулированы, или же на свечах образовался нагар из-за того, что использовалось топливо плохого качества. К концу третьего дня мы смогли привести девять тракторов в рабочее состояние. Для этого пришлось почти полностью разобрать на запчасти остальные три. Я помню лицо Петрова, когда мы показали ему кучу хлама, в которую превратились эти три трактора. Держать машины и технику под открытым небом, в пыли и в снегу круглый год — это было для него вполне нормальным явлением. Но разобрать на части трактор, да так, что его потом и найти невозможно, — вот это было уже опасно. А что если придет кто-нибудь из контрольной комиссии и захочет взглянуть на эти двенадцать тракторов. Что тогда?

Мы бы, конечно, занялись и другим оборудованием и техникой в этом хозяйстве, если бы немецких механиков срочно не вызвали обратно в Магнитогорск, где их присутствие было необходимо. Петров неохотно разрешил нам уехать. Перед отъездом мы провели небольшое занятие с людьми, работавшими в этом хозяйстве, абсолютными новичками в этом деле. Половину составляли русские, а другую половину — башкиры и татары. До того, как они приехали работать в это хозяйство, они никогда не видели ни машин, ни оборудования. Их обучили тому, что если нажать на педаль, то трактор поедет. Их техническое образование этим и ограничивалось. Такие слова, как «смазка» и «регулирование зажигания», были им непонятны. Мы попытались объяснить им некоторые элементарные вещи, но боюсь, что они поняли крайне мало из всего того, что мы им рассказали.

Кроме этих деревенских парней «от сохи», в колхозе работали также агроном, несколько якобы опытных крестьян и один механик. Этот последний старался не попадаться нам на глаза. Другие же были очень заняты и не нашли времени, чтобы присутствовать на нашем занятии по уходу за техникой.

Несколько забегая вперед, хочу сказать, что я приезжал в это же хозяйство четыре года спустя и обнаружил поразительные перемены. Петрова там уже не было, но несколько татар-трактористов все еще работали и с гордостью показали мне новое, только что выстроенное здание, где стояло очень много тракторов, о которых, по всей видимости, довольно хорошо заботились. Они сами стали отличными механиками, и почти вся имевшаяся в наличии техника была в полном порядке.

Само хозяйство выглядело процветающим. Одно из полей, на котором выращивали капусту, занимало площадь, должно быть, не менее ста акров. Посадки картофеля и посевы зерновых культур выглядели достаточно хорошо. Домашний скот был лучше, чем где бы то ни было еще в России. Это Петров поставил совхоз на ноги. Если бы вокруг Магнитогорска можно было создать разветвленную сеть таких хозяйств, то город полностью снабжался бы овощами и молочными продуктами местного производства, и, таким образом, была бы решена одна из сложных проблем, с которыми сталкивалась администрация предприятий.

Я начал спрашивать, что случилось с Петровым, но люди отводили глаза и ничего не отвечали. Когда я все же попробовал добиться ответа на свой вопрос, то новый директор отвел меня в сторону и рассказал, что, ко всеобщему изумлению, приблизительно месяц назад приехала машина из ГПУ и Петрова увезли. Единственная информация, которую они смогли получить, была следующая: «Он некоторое время будет отсутствовать».

«Я представляю, что это может быть, — сказал новый директор. — Однажды Петров мне рассказывал, что когда он был еще комсомольцем, то во фракционной борьбе он принял сторону Зиновьева».

Глава II

Вернувшись в Магнитогорск, я отправился пообедать в новый ресторан Инснаба и там встретил своего соотечественника-американца, промышленного химика из Нью-Йорка. Майку было под сорок, и он работал в научно-исследовательских лабораториях Восточного металлургического треста в Свердловске, центральном городе Урала, находящемся приблизительно в 300 милях к северу от Магнитогорска. Он уехал из Америки в 1931 году при неясных обстоятельствах. Как я понял, ему еле-еле удалось унести ноги от полиции. Он рассказал, что они с женой устроились на новом месте очень хорошо и он подумывает о том, чтобы принять советское гражданство.

Майк приехал в Магнитогорск по делам — в «командировку», чтобы осмотреть новые лаборатории при мартеновском цехе. Он провел одно-два совещания с главным инженером-химиком завода, осмотрел новые лаборатории, а затем четыре дня ждал билета на поезд, чтобы вернуться в Свердловск и сообщить о результатах осмотра. Это время мы провели вместе, осматривая Магнитогорск, побродили вокруг шахты, где добывали железную руду, а потом купались в искусственном озере, которое уже было около пяти миль в длину и столько же в ширину.