Настоящий мужик. История парня из Anthrax - Скотт Ян
Я даже не подумал, что за такие слова капитан меня уже реально мог арестовать. К счастью, он не стал этого делать. Полагаю, ему было стыдно. Копы вывели нас с вокзала, и мы пошли домой. Я был вне себя от ярости, но все же хотел узнать, как нам удалось отмазаться. Я спросил Клиффа:
– Какого хрена, чувак? Что было дома? Каким образом они твою травку не нашли?
– А ты бы где первым делом посмотрел? – спросил он.
– Не знаю. Под матрасом?
– Вот именно! А они туда даже не заглянули.
Шестеро бестолковых копов прочесали хату, а под кровать даже не заглянули. Когда они вошли и все перевернули, Кирк, сидя в гостиной и играя на гитаре, был немного удивлен. Но они нашли лишь пустые пивные банки, а под матрас Клиффа так и не заглянули – именно там и лежал здоровенный пакет травы. Наверное, в тот день нас оберегал сам Один[38].
Я посмотрел на часы и сказал: «Поздно уже за плеером твоим идти», а Клифф ответил: «Да хер с ним, пошли бухать».
Мы вернулись домой, взяли Кирка, пошли и нарезались. Вечер закончился тем, что мы боролись у чьей-то изгороди на лужайке перед домом, и на нас орали, а мы бежали по улице. А что бы они сделали? Вызвали полицию?
Глава 9
Провал Тербина
Вернувшись домой из Англии, я снова занялся группой – дела стали только хуже. Нилу все жутко не нравилось. Он считал себя всемогущим и понятия не имел, что, уволив Лилкера, подписал себе смертный приговор. К сожалению, пока мы были в туре, казнь пришлось отложить. Он стал настоящим диктатором и постоянно говорил, что нам делать. Мы гастролировали в фургоне, и сиденья располагались в два ряда. В каждом было два человека, за исключением заднего ряда, который Нил отвел специально для себя. Мы кидали в фургон вместе с оборудованием личное барахло. Нил настаивал, чтобы его чемодан был в фургоне; иначе он не поедет в тур. Он хотел особенного обращения, потому что был вокалистом, и издевался над нами как мог. Остальные из нас по очереди крутили «баранку». Но только не Нил. Он никому ничего не давал. Если я забыл шампунь и просил у него, он говорил: «Нет, чувак. Это специальный шампунь. Он из Израиля, и это последний экземпляр».
У него все было из Израиля и в последнем экземпляре, поэтому он берег все свое дерьмо. Он был конченым эгоистом. Мы сказали Джонни, что больше с этим парнем жить не можем, и если собираемся работать над второй пластинкой, нужно найти нового вокалиста. Довольно рискованно для группы менять вокалиста на втором альбоме, поэтому мы ожидали, что Джонни будет крайне недоволен. К счастью, Джонни ненавидел Нила не меньше нашего, потому что Нил постоянно говорил нам про Джонни всякое дерьмо, а мы рассказывали об этом Джонни. Нил говорил: «На хер Джонни Зи, ни черта не понимает. Нам нужен настоящий менеджер».
– Не знаю, чувак, – говорил я. – Посмотри на Metallica. У них все очень даже хорошо.
– Хер с ними. Кем они вообще станут? – отвечал Нил. – Кто они такие? Да никто. Надо с Judas Priest пример брать.
Нил считал, ты должен быть либо Priest, либо никем. Он считал себя выше быстрого дерьма, которое мы играли. Трэш его не интересовал. Ему нравились Рэтт Форрестер, Riot и Priest. Вот и все. Находясь с нами, он считал, что находится c отбросами. Но уходить он не собирался, сколько бы раз ни угрожал. Мы уже привыкли. Поехав в тур с Raven, мы знали, что его дни в Anthrax сочтены, и мы наконец почувствовали себя свободными от его контроля. Мы были готовы жестко ему мстить.
Мы взяли на место Лилкера Фрэнка Белло – он был одним из наших дорожников. Он пришел, и с ним было очень легко, потому что мы были друзьями. К тому же он умел играть и знал песни. Фрэнк тоже ненавидел Нила и активно участвовал в нашей травле. В туре с Raven мы при малейшей возможности выбешивали Нила. Он бесился и не мог понять, почему больше не контролирует ситуацию. Песня «Ghostbusters» («Охотники за привидениями») тем летом стала огромным радиохитом. Где бы ты ни находился, ее крутили по всем станциям. Нил терпеть ее не мог, и каждый раз, когда начинались «Охотники за привидениями», мы врубали ее, как бы поздно ни было. Все остальные в фургоне орали песню во всю глотку, а Нил бесился: «Заткнитесь, вашу мать! Заткнитесь! Я пытаюсь уснуть! У вас ни стыда ни совести!»
Он всегда говорил: «У вас ни стыда ни совести. Я – певец. Я пою, а у вас нет ни стыда ни совести!» В итоге он сдался. Песня играла, и пока мы подпевали, в конце фургона раздавалось: «Ебаные придурки!» Было здорово. Он, как обычно, угрожал уходом, и в этот раз мы его подловили: «Так пиздуй! Кому до тебя есть дело? Давай вали из группы! Всем плевать». Он злился еще сильнее.
В туре с Raven мы катались на стареньком фургоне и наматывали приличные дистанции, а наш гастрольный менеджер раз в неделю должен был выдавать суточные 10 баксов. Неделя кончалась, и никто ни хрена не получил. Мы спросили Тони, партнера Джонни Зи, который тоже был в туре, где наши деньги, и он сказал, что нужно спросить у гастрольного менеджера. И я пошел и сказал: «Эй, чувак. Я свои суточные не получил».
Он сказал, что отдал суточные в понедельник, и поскольку я свои не забрал, на этой неделе ни черта не получу. Я подумал, может быть, так на гастролях все и устроено. Откуда мне было знать? Но все равно как-то странно. Я спросил Чудака, обязательно ли мне забирать свои деньги в день выдачи, и он ответил: «Когда хочешь, тогда и забирай». Я объяснил ему, что менеджер сказал мне совершенно другое, и Чудак ответил: «Видимо, он решил прикарманить ваше бабло, ребята».
Я, конечно, не здоровяк, но родился в Нью-Йорке и не люблю, когда меня держат за дурака. Я вернулся к парню и сказал: «Слушай, ублюдок, а ну давай мои 70 баксов, или я тебе битой по башке ебну». Деньги тотчас же были у меня.
В конце тура ребятам из Raven стало нас жалко, и они предложили ездить с ними на автобусе. К счастью, мне больше не надо было водить, но
