Владимир Этуш. Старый знакомый - Елена Евгеньевна Этуш
А Карабас-Барабас мог быть совершенно с любой внешностью, тем более Этуш – актер острого рисунка, и когда ему такую бороду приклеили, которая, по-моему, была больше высоты его роста, и брови ему наклеили, оттуда торчали только одни глаза и нос. В Ялте было довольно жарко, и с этой бородой ему не очень просто было обходиться, но он был профи. Поэтому с ним работать было очень легко. У нас с ним было не очень много общих сцен. Была небольшая сцена, когда борода его благодаря стараниям Буратино опутывает дерево, и Лисе Алисе и Коту Базилио приходится ее отпиливать. А еще сцены в харчевне.
Он был занят в репертуаре театра, поэтому у него не было времени постоянно находиться там, где проходили съемки. Он приезжал то в Минск на съемки своей сцены, то в Ялту. Поэтому актерских посиделок каких-то, воспоминаний не было, а столько, сколько я его наблюдала, так сказать, издали, он всегда производил впечатление человека интеллигентного, образованного и довольно-таки мягкого. Но на самом деле он не был мягким человеком. А мягким и нельзя быть в нашей профессии, потому что профессия жесткая. Как говорил Ролан Быков, «чтобы у одного получилось, у тысячи должно не получиться». Поэтому бойцовские качества должны быть и у актера, и у ректора.
Но он Карабаса-Барабаса жутким и страшным не играл. За него борода и усы делали дело. У Владимира Абрамовича и баса какого-то густого не было. У него голос был скорее с некими нотками тенора, чем баритона, я бы сказала. И поэтому я даже не представляю, что и как ему приходилось преодолевать. Во всяком случае, вахтанговцы всегда владели формой и всегда через форму шли к содержанию, поэтому он в этой роли был как рыба в воде.
Я очень рада, что фильм до сих пор пользуется популярностью и любовью зрителей.
Владимир Абрамович прожил долгую жизнь. Дожить почти до 97 лет и не потерять разума и чувства юмора по отношению ко всему! Я ему очень благодарна, что он, будучи директором Дома актера, прислал мне телеграмму, когда я получила Орден Дружбы. Спасибо за то, что прошел войну, такую жестокую, спасибо, что остался жить, спасибо, что актер был такой великолепный, спасибо, что выпестовал студентов. Спасибо за все!
Константин Райкин. Разгадать природу ученика
Константин Райкин, народный артист России, художественный руководитель театра «Сатирикон»
Владимир Абрамович Этуш был одним из моих педагогов по мастерству в Щукинском театральном училище. Он ставил на нашем курсе дипломный спектакль «Золотой мальчик» по пьесе американского драматурга Клиффорда Одетса. Я в нем играл заглавную роль. Работа шла на третьем и четвертом году нашего обучения. Это был период нашего регулярного плотного профессионального общения с Владимиром Абрамовичем. До этого я, конечно, видел его в спектаклях Театра Вахтангова, слушал его выступления на театральных форумах, его обращения к нам, студентам, на институтских собраниях. Он уже тогда был профессором, одним из главных педагогов училища, одним из ведущих артистов театра и вообще человеком высочайшего авторитета. У нас, студентов, он вызывал восхищение как артист, с его темпераментом, яркостью, чувством юмора, мужским обаянием, а как педагог рождал прежде всего страх. Его боялись. Боялись его строгости, гнева, страстности, его горящего взгляда, его стального оглушающего голоса, его сокрушительной энергии. Он вообще был воплощением, так сказать, бури и натиска. Высокий, статный, красивый своей неканонической красотой, жгучими черными выпуклыми глазами из-под нависших грозных бровей, он обладал несомненным магнетизмом и при этом внушал ощущение опасности. Все знали, что он ушел добровольцем на фронт, храбро воевал, но и в мирной нашей институтской жизни в нем было что-то офицерское, воинственное… В общем, когда мы узнали, что на нашем курсе один из дипломных спектаклей будет ставить Этуш, мы насторожились. Была смесь радости и тревоги…
Мы начали работать. Было трудно. Было очень интересно. И чрезвычайно полезно. Герой, которого я должен был играть в спектакле, казался поначалу крайне далеким от меня по внутреннему складу и поступкам. Резким, агрессивным, отчаянным и непредсказуемым. Приходилось копаться в себе, анализировать, вспоминать, вытаскивая и развивая с помощью фантазии какие-то несвойственные мне проявления, краски, интонации, мысли. Психоанализ – кропотливое, подчас мучительное дело… Этуш внимательно и подробно разбирал каждую роль, каждую сцену, каждую реплику. Много показывал как артист. Показывал очень убедительно, мощно, эмоционально. Наверное, кому-то такие показы могли помешать, закрепостить, подавить. Мне, наоборот, это помогало. Тут, мне кажется, имеет значение совместимость индивидуальностей ученика и учителя, схожесть природы, энергетическое родство и т. д. Я очень хотел сыграть эту роль. Зажить жизнью моего персонажа, стать им, перевоплотиться в него, уйти от себя привычного, как бы переродиться. Это превратилось для меня в, своего рода, идею фикс, на какое-то время стало целью моего существования. Короче говоря, я был очень заточен на работу, проявлял добросовестность и инициативу.
Владимир Абрамович видел это и поощрял меня. В результате у нас сложились добрые и доверительные отношения, и мы с ним работали азартно и радостно. Спектакль имел успех. Мы любили играть его. По-моему, Этуш был им доволен. Вообще, эта работа сформировала мои с ним отношения на всю жизнь, и Владимир Абрамович не раз называл мое имя в числе своих любимых учеников. Для меня это было очень важно, поскольку главной моей проблемой, особенно в те времена, была неуверенность в себе. Я ведь сгибался под тяжестью своей оглушительной фамилии. Мой великий отец был тогда в зените славы, а я еще почти ничего не умел. Замечательный педагог Владимир Этуш очень помог мне тогда в моем человеческом становлении, в укреплении моей профессиональной уверенности и свободы. Я сам преподаю уже около 50 лет и знаю, как важно и как порой трудно разгадать природу ученика, помочь ему найти собственную дорогу и уверовать в свои возможности.
Став актером, я нечасто встречался с Владимиром Абрамовичем. Поскольку мы были разных поколений и работали в разных театрах, то и «компании» у нас были разные. Непохожими, а порой и противоположными были наши художественные пристрастия и взгляды на театр. Но эта подробная и длительная встреча тогда в институте навсегда оставила след в моей жизни,
