Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы) - Маргарита Александровна Неручева
Бывший министр экономики и председатель Рейхсбанка Вальтер Функ, в прошлом журналист по финансовым вопросам, вступил в нацистскую партию в 1931 году и вскоре после этого стал одним из личных советников Гитлера по экономическим вопросам. В январе 1933 года он был назначен руководителем прессы в имперском правительстве, а с марта этого же года стал заместителем министра пропаганды, занимал руководящие должности в различных нацистских организациях, которые контролировали прессу, кино, музыку и работу издательств. Пост министра экономики и генерального уполномоченного по военной экономике он занял в начале 1938 года, а президента Рейхсбанка — в январе 1939 года. В августе 1939-го он был назначен еще и членом совета министров по обороне империи и в сентябре 1943 года — членом центрального управления по планированию.
Функ начал свою деятельность в области экономики после того, как ясно определились нацистские планы ведения агрессивной войны. Один из его представителей присутствовал на совещании, на котором Геринг потребовал резко увеличить производство вооружения и его экспорт, обеспечив тем самым дополнительное поступление иностранной валюты. Ведомство Функа в связи с этим требованием разработало детальный план финансирования войны. И уже в августе 1939 года Функ в письме Гитлеру, выражая признательность за предоставленную возможность участвовать в таких “грандиозных событиях”, докладывал, что, установив жесткий контроль над заработной платой и ценами, он укрепил позиции Рейхсбанка, а обменяв всю наличную иностранную валюту на золото, обеспечил выполнение принятого плана.
Функ принимал активное участие в экономической подготовке нападения на Советский Союз, лично участвовал в организации печатания в Германии фальшивых советских денежных знаков. Под его руководством разрабатывались планы экономической эксплуатации “обширных территорий Советского Союза”.
Будучи заместителем министра пропаганды и вице-президентом имперской палаты культуры, Функ принимал участие в нацистской программе экономической дискриминации евреев. В 1938 году после ноябрьских погромов он присутствовал на совещании, которое проводил Геринг. Обсуждая еврейскую проблему, Функ предложил проект декрета, запрещающего евреям участие в экономической жизни страны.
В 1942 году Функ заключил соглашение с Гиммлером, согласно которому рейхсбанк должен получить от СС определенное количество золота, драгоценностей и валюты. От подчиненных, разрабатывающих это соглашение, он потребовал не задавать лишних вопросов. В результате СС передало Рейхсбанку личное имущество, отобранное у жертв концентрационных лагерей. Рейхсбанк оставил у себя монеты и банкноты, а драгоценности, часы и другие личные вещи отправил в берлинские муниципальные ломбарды. Золотые оправы от очков, золотые зубы и коронки хранились в сейфах подконтрольного Функу Рейхсбанка. Функ, будучи министром экономики и президентом Рейхсбанка, участвовал в экономической эксплуатации оккупированных территорий. Он возглавил континентальную нефтяную компанию, в ведении которой находилась эксплуатация нефтяных ресурсов оккупированных восточных территорий. Он захватил золотые запасы Чехословацкого национального банка и ликвидировал Югославский национальный банк. Функ был косвенно причастен к использованию труда заключенных концентрационных лагерей. Под его руководством рейхсбанк открыл для СС текущий счет в 12 миллионов рейхсмарок для строительства фабрик, на которых должны были работать заключенные концлагерей. Он активно участвовал в мобилизации германской экономики на реализацию планов агрессивной войны. Будучи членом управления по планированию, Функ готовил и проводил в жизнь программы порабощения других народов, содействовал эксплуатации и умерщвлению миллионов людей.
Тюрьма, обеденное время. Вдоль коридора камерного блока с шумом катилась тележка, нагруженная тарелками с едой. Вот она остановилась перед дверью очередной камеры. Надзиратель крикнул по-немецки: “Номер шесть!” и открыл ключом дверь. Из камеры вышел небольшого роста человек и трясущейся старческой походкой прошаркал к тележке. Взял тарелки и вернулся в камеру. Суп, котлета и яблоко — таков был обед Вальтера Функа, бывшего владельца баснословного состояния, любителя изысканных блюд и прекрасных вин.
Функ, который в свое время развлекал Гитлера игрой на пианино, теперь играл на фисгармонии в тюремной церкви Шпандау. Это был, наверное, единственный момент, когда он не жаловался на состояние здоровья. Еще находясь у власти, Функ умело использовал свои болезни. Если, например, к нему приходил его близкий друг Лей, руководитель трудового фронта, Функ, зная, что тот пришел просить деньги, начинал занудно жаловаться на свое здоровье до тех пор, пока пришедший, наконец, не сдавался: “Вальтер, у меня сжимается сердце от беспокойства за такого больного человека, как ты”. И уходил, не получив того, за чем приходил. В тюрьме Функ продолжал придерживаться проверенной тактики. Он долго рассказывал врачу истории своих болезней, стараясь его разжалобить: “Мои болезни начались, когда я подцепил сифилис в тринадцать лет. Это было в пивном погребке в Восточной Пруссии. Там школьники, и я был в их числе, за деньги занимались любовью с официантками в подсобках”. Женщины, застолья были любимыми темами для воспоминаний старого, лысого, толстого ловеласа и развратника. Функу очень нравилось рассказывать надзирателям о своих победах над женщинами. Он вспоминал берлинские притоны и увеселительные заведения сомнительной репутации. Свой рассказ сопровождал непристойными песенками. “А какие великолепные я устраивал пирушки!” — вспоминал он, при этом его толстые сальные губы неизменно растягивались в самодовольной улыбке. “У нас были самые лучшие вина, первокласснейшее шампанское, все только самое лучшее. И это были действительно незабываемые ночные вечеринки! Я, как всегда, много ел и пил. И, конечно, было много девочек. Они тоже были самые лучшие. Обнаженные танцовщицы”. “С женщинами у меня никогда не было проблем”, — хвастался он надзирателям. “Ах, француженки!” — и Функ, причмокивая, закатывал глаза. “А египтянки. Какая прелесть!” Функу и в самом деле пришлось дорого заплатить за разгульную жизнь. Его нервы были истрепаны до предела: он не мог переносить шум, яркий свет. Вынужден был постоянно прибегать к уколам морфия и кокаина. Страдая хронической бессонницей, он принимал большие дозы снотворного.
Его донимали головные боли и он орал на всю тюрьму, проклиная надзирателей на немецком, французском, русском и английском языках. Особенно он ненавидел русских надзирателей. Они приводили его в бешенство своей строгостью и пунктуальностью в выполнении требований тюремного Устава. Когда наши надзиратели, как и положено, каждые 15 минут через “глазок” просвечивали камеру, Функ кричал от бешенства, колотил в дверь камеры, выкрикивая ругательства. Во время утреннего обхода он жаловался, что ночью опять освещали камеру: “Двадцать три, двадцать четыре раза. Кошмар! Помогите, прошу!”
Вопрос о свете регулярно поднимался западниками на заседаниях директоров. Наши, ссылаясь на Устав, возражали против какого-либо изменения. Единственно, о чем удалось договориться, так это об увеличении дозы снотворного Функу. Но это не помогло: однажды ночью нервы Функа не выдержали.
Как всегда, он кричал, жалуясь на шум и свет, не дающие ему уснуть. Все надзиратели были предупреждены врачами: не связывайтесь с заключенным, даже
