Любовь Космодемьянская - Повесть о Зое и Шуре
- А ты что кричал?
- Я-то ничего не кричал. Но только имей в виду: я бы на ее месте никогда не отказал товарищу.
С минуту мы оба молчали.
- Послушай, Шура, - заговорила я, - когда у Зои не выходит задача, а у тебя все решено, Зоя просит тебя помочь ей?
- Нет, не просит.
- Помнишь, как она раз просидела до четырех часов утра, а все-таки сама решила ту запутанную задачу по алгебре?
- Помню.
- Я думаю, что человек, который так требовательно, так строго относится к самому себе, имеет право требовательно относиться и к другим. Я знаю, ребята считают так: подсказка - дело святое. У нас в гимназии это было законом. Но это старый плохой закон. Я не уважаю тех, кто живет на подсказках и шпаргалках. И я уважаю Зою за то, что у нее есть мужество сказать об этом прямо.
- Ну да, некоторые ребята тоже так говорили, что, мол, Зоя прямой человек и говорит то, что думает. Вот Петька сказал так: "Если я не понимаю, она мне всегда все объясняет, никогда не отказывается, а во время контрольной подсказывать нечестно". Но все-таки...
- Что же "все-таки"?
- Все-таки это не по-товарищески!
- Знаешь, Шура, если бы Зоя отказывалась помочь, объяснить - вот это было бы не по-товарищески. А отказать в подсказке, - по-моему, это и есть честный поступок.
Я видела, что мои слова не убедили Шуру. Он долго еще стоял у окна, не читая перелистывал книгу, и я понимала, что спор с самим собой продолжается.
* * *
Кое-что в рассказе Шуры растревожило и меня.
Зоя - живая, веселая девушка. Она любит театр и, если смотрит какой-нибудь спектакль без нас, всегда так выразительно и горячо рассказывает о виденном и слышанном, что нам с Шурой кажется, будто мы сами видели пьесу. Сквозь ее постоянную серьезность нередко прорывается неудержимый юмор, унаследованный от отца, и тогда мы весь вечер смеемся, вспоминая разные забавные случаи. Иногда Зоя разговаривает своим обычным тоном и вдруг едва заметно изменит голос, выражение лица... Сама она при этом никогда не улыбнется, а мы с Шурой хохочем до слез, узнавая человека, о котором зашла речь.
Вот Зоя чуть согнулась, поджала губы и говорит степенно, с долгими паузами:
- А я, милые мои, вот что вам скажу, уж вы не обессудьте... Вы, молодые, не верите, а только уж если кошка перебежит дорогу - быть беде...
И перед нами, как живая, встаёт старушка - соседка по прежней квартире.
- Верно, верно: Акулина Борисовна! - кричит Шура.
Вот Зоя нахмурилась и произносит строго, отрывисто:
- Почему непорядок? Немедленно прекратить! Иначе буду принужден принять меры!
И мы со смехом узнаем школьного сторожа в Осиновых Гаях.
Чувство юмора редко покидает ее, и она умеет говорить смешные вещи, оставаясь серьезной.
Зоя любит гостей. Когда к нам заходит дядя Сережа, или моя сестра Ольга, или кто-нибудь из моих товарищей по работе, Зоя не знает, куда усадить, чем накормить. Она оживленно хлопочет, непременно угостит своей стряпней, всегда огорчается, если у гостя нет времени посидеть подольше. Она хорошо, легко чувствует себя среди взрослых.
Но вот в школе, среди сверстников, Зоя часто кажется замкнутой и необщительной. И это тревожит меня.
- Почему ты ни с кем не дружишь? - как-то спросила я.
- А ты разве мне не друг? А Шура не друг? Да и с Ирой мы в дружбе. Зоя помолчала и добавила с улыбкой: - Это у Шуры полкласса друзей. А я так не могу.
НАЕДИНЕ С СОБОЙ
- Зоя, ты что пишешь?
- Просто так.
Это значит: Зоя сидит за дневником.
Толстая тетрадь в клетку, в коленкоровом переплете. Зоя достает ее изредка, записывает немного.
- Дай почитать, - просит Шура.
Зоя качает головой.
- Ну ладно же! Родному брату не показываешь?
Шура чуть-чуть играет: его сердитый, грозный тон, конечно, шутка, но в этой шутке невольно сквозит и настоящая обида.
- Родной брат прочитает, а потом будет смеяться, знаю я тебя, отвечает Зоя. А потом говорит мне тихо: - Тебе можно.
... Это был странный дневник. Он совсем не походил на тот, что вела Зоя в двенадцать лет. Она не излагала в нем никаких событий. Иногда она записывала только несколько слов, иногда - фразу из книги, иногда стихотворную строчку. Но за чужими словами, за чужими стихами было видно, о чем думает, чем тревожится моя девочка.
Среди других я нашла такую запись:
"Дружба - это значит делиться всем, всем! Иметь общие Мысли, общие помыслы. Делиться радостью и горем. Мне кажется, неправду пишут в книгах, что дружат люди только противоположных характеров. Это неверно: чем больше общего, тем лучше. Я хотела бы иметь такого друга, которому могла бы поверять все. Я дружу с Ирой, но мне все кажется, что она моложе меня, хоть мы и однолетки".
Были в дневнике строчки Маяковского:
Но мне
люди,
и те, что обидели,
вы мне всего дороже и ближе.
А потом слова Николая Островского:
"Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы... и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества".
Были и такие слова (не знаю, принадлежали они Зое или она их где-нибудь вычитала):
"Кто не мнит о себе слишком много, тот гораздо лучше, чем думает".
"Уважай себя, не переоценивай. Не запирайся в свою скорлупу и не будь однобокой. Не кричи, что тебя не уважают, не ценят. Больше работай над собой, и больше будет уверенности".
Я закрыла тетрадь со странным и сложным чувством. На этих страницах пробивались еще очень юная, не сложившаяся, ищущая мысль - словно человек искал дорогу, выходил на верную тропу, а потом снова сбивался, плутал и опять выбирался на правильный путь. Это было большое, чистое зеркало, где отражалось каждое движение ума и сердца. И я решила: не буду больше читать Зоин дневник. Полезно человеку побыть наедине с самим собой, заглянуть в себя, подумать обо всем подальше от постороннего глаза, даже если это глаз матери.
- Спасибо, что веришь мне, - сказала я Зое. - Но дневник - твой, и никому его читать не надо.
"САМО СОБОЙ РАЗУМЕЕТСЯ"
Летом 1938 года Зоя стала готовиться к вступлению в комсомол. Она достала устав, снова и снова читала его, а потом Шура проверял, все ли она запомнила и усвоила.
Осенью, когда начались занятия, Шура сказал мне:
- Теперь я вижу, что наши ребята уважают Зою. Там еще некоторые готовятся в комсомол, так они все время к ней: объясни, да расскажи, да как это понять. И потом, комитет комсомола дал ей такую характеристику, как никому: и добросовестная, и надежная, и достойная, и все, что тебе угодно. И на общем собрании было очень торжественно. Зоя вышла, рассказала биографию, потом ей задавали всякие вопросы, а потом стали обсуждать ее кандидатуру. И все, ну, просто в один голос говорили: честная, прямая, хороший товарищ, всю общественную работу выполняет, отстающим помогает...
