Игорь Мардов - Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической биографии
К тому же нельзя сказать, что любовь-влюбление порождается только низшей душою человека. Влюбление – не любовь «животной личности» и не любовь духовного существа человека, а целостное состояние жизни вместе духовного существа и низшей души. Это, быть может, есть их высшее состояние совместной жизни в человеке. Во всяком случае, жизнь-влюбленность, жизнь как влюбленность есть особое состояние жизни. Мы определим его как «предсторгическое состояние» всего внутреннего мира человека.
Любовью люди чаще всего называют предсторгический режим души. Во все времена тема любви в искусстве – это тема переживания человеком разнообразных предсторгических бурь и обольщений. Ни одно состояние жизни человека не высвечено так ярко и многогранно, как это. Но предсторгия не самоценна. Свойственная человеку потребность культивировать состояние предсторгии надобна для того, чтобы в конце концов добиться сторгического состояния жизни.
Предсторгическая любовь есть род той любви-пристрастия, о которой так много говорится в проповеди Толстого. С точки зрения агапической любви она не дает плодов и не имеет смысла. Но она, как правило, совершенно необходима для плода сторгической любви. Предсторгическое состояние жизни есть тот росток, из которого, по слову Толстого, «должно вырастать то дерево, в котором будут укрываться птицы». «Должно вырастать», разумеется, не означает, что оно и впрямь вырастает. Предсторгия совсем не обязательно предшествует сторгии. Можно всю жизнь бросаться из наслаждения одной предсторгии в другую и в сторгическом смысле прожить вхолостую.
В Замысле человека наверняка предусмотрены как безрезультативные, так и результативные попытки осуществления сторгии из предсторгии.
Преддверие сторгии, предсторгия – обольстительнейшее состояние. Дай человеку выбор, и он всю жизнь провел бы в предсторгическом состоянии, не помышляя о том состоянии, которому оно предшествует. Предсторгия и может длиться многие годы, но не «всегда», как мечтают люди. У нее непременно есть конец. Она либо исчезает, либо переходит в сторгию. Но не подменяет, а только возвещает ее и призывает к ней. В предсторгическом восторге человек во всю силу души поет песнь любви и жизни; ему кажется, что волшебные звуки этой песни приглашают его испытать радости праздника жизни. И они явно завлекают его, но не на пиршество, а на тяжелый труд сторгии. Счастье предсторгии должно предшествовать благу сторгии и осуществлять его. Иначе звук предсторгии – это не победный глас пробоя крепостных стен двух душ, а шум лопающегося раздутого пузыря или выстрела – в никуда. В предсторгии должен быть слышен сторгический зов, иначе это не предсторгия, а пристрастие «животной личности».
Говорят, что «любовь» понять нельзя. В отношении предсторгической любви это действительно так, и так потому, что предсторгия – промежуточное состояние, нечто еще не выделанное, переходное, объявившее о себе, но несостоявшееся, только обещающее. Иногда напрасно обещающее. Например, тогда, когда попусту возбужденные участники предсторгической игры почему-либо (скажем, по душевному возрасту) не готовы к сторгии. По множеству причин режим предсторгии бывает холостым, к сторгии не ведущим. Далеко не всегда предсторгия устремлена к осуществлению сторгии. Как и многое другое во внутреннем мире человека, она может быть поглощена сама собой и вообще не настроена на переход в сторгию.
Ненастроенность режима предсторгии на осуществлении сторгии – одно из странных недоразумений человеческого существования. Еще одно недоразумение в том, что уже состоявшаяся сторгия нежданно разрушается вхождением души в предсторгический режим с другим человеком. С точки зрения личной духовной жизни такая предсторгия порочна. Предсторгия продолжает заманивать (соблазнять) человека и тогда, когда он уже находится в сторгической связи. Драма такой любви стала темой «Анны Карениной».
Есть особый тип мужчины, обещающий женщине особенно острое наслаждение в предсторгии и тем властно и без промаха возбуждающий ее на связь с ним. Таков граф Вронский в романе Толстого. Таков был и сын Толстого Андрей Львович, о котором мы будем рассказывать ниже. Предсторгия возможна со многими встреченными на дороге жизни людьми, сторгия же – с некоторыми, а то и с одним, единственным. Анна и Вронский совместно испытывали мощнейшее предсторгическое наслаждение, но такое, которое не могло перейти в сторгию. Возможно, что Анна и Вронский не были сторгически нацелены друг для друга. Возможно, что Вронский принадлежал к достаточно распространенному «предсторгическому типу мужчин», мало способных на сторгию.
Есть мужчины и другого, сторгического типа, которые не способны или не умеют завлекать женщину на предсторгию. Толстой в молодые годы, да и позднее, считал себя таким. Эта особая мужская драма угадывается и в Каренине, и в Левине. Женщине хорошо с ними, если она сумеет угадать в них мужа. Но и сторонние заманки предсторгии соблазняют ее в замужестве острее. Это, как мы еще покажем, знал и учитывал Толстой, охраняя свою супружескую жизнь.
Драматизм любви человека состоит в том, что он в одно и то же время может жить и в сторгии (с одной, одним) и в предсторгии (с другой, другим). Но в каждый данный момент сторгия в душе, какого бы рода она ни была, только одна. И приходится решать – что разрывать: разрывать сторгию и, рискуя ею, идти на новую или разрывать предсторгию, дабы сохранить уже осуществленную сторгию. Сторгия должна уметь охранять себя от заманок предсторгии.
Женская душа умеет делать то, что не умеет мужская душа. Прежде чем вступить в предсторгию, женщина допускает себя до нее, сама разрешает своей душе предсторгически запуститься. Мужской душе это не свойственно. Мужчине приходится осуществлять контроль над собой не до вхождения в предсторгию, а после вхождения в нее. Ему приходится подавлять себя тогда, когда душа вне его воли (а то и желания) пустилась в предсторгический бег. Жена повинна в измене, в прелюбодеянии, так как не убереглась и сама допустила себя до нее. Муж повинен, но иначе, – так как не смог подавить уже возникшее. Не всякий мужчина способен на такой подвиг ради сохранения сторгии. Я думаю, что Лев Николаевич, который никогда не изменял жене,[73] не раз в своей семейной жизни совершал мужские подвиги такого рода.
Душа чеховской Душечки знавала предсторгическое состояние, но она, в отличие от всех нас, обладала способностью разом, легко и свободно, входить непосредственно в сторгическое состояние и вводить в него мужчину. Она женщина огромного сторгического таланта. Необычайность Душечки в том, что душа ее была готова сразу заработать в сторгии, почти без предсторгических переживаний и наслаждений. Людям же кажется, что она пресно любила, любила без любви.
В последние два десятилетия жизни Толстой не жаловал предсторгию именно потому, что она не есть состояние высшей души, которая участвует в возбуждении предсторгии, так сказать, из-за кулис. Предсторгия, будучи состоянием жизни целостного человека, все же прежде всего вызывается самостью человека, а сторгия – только высшей душою и есть состояние жизни высшей души. Самость идет на соединение с другой самостью, но не может соединиться. Единство возможно только для высших душ людей. Но самости рвутся навстречу, и это не так мало в преддверии сторгической жизнедеятельности.
Эротическое (или, ýже, сексуальное) сближение людей само по себе способно приводить к сторгическому соприкосновению их высших душ. Здесь эрот исполняет роль предсторгии. Но секс мощно ассистирует и самой предсторгии, непомерно возбуждая и накаляя ее. В таком случае предсторгическое состояние влюбления перестает служить сторгии и начинает обслуживать сексуальные потребности плоти, облагораживая и возвышая их. Такая предсторгия не способна на перевод в сторгию. Это уже не предсторгия, а нечто похожее на нее и осуществляющее антисторгические цели. Такая мнимая влюбленность сплошь и рядом культивируется искусством, создающим ее образцы для подражания и воссоздается подражанием. Зло не столько в том, что мнимая влюбленность прикрывает чисто сексуальные желания и возвеличивают их, сколько в том, что она уводит людей прочь от душевного единения, портит и разъединяет души людей. Тут Толстой совершенно прав.
Женщина так стремится к женитьбе потому, что в супружестве форсированно осуществляется сторгия, без которой душа женщины мертвеет. Брак – не условность общественной жизни. Сработать сторгию вне брака куда труднее. К тому же: если есть или вот-вот будет сторгия, то, в общем случае, нет причин не вступать в брак. Точнее – нельзя, преступно не вступать брак. Именно супружество должно реализовывать предсторгию в семейную сторгию. Если семейная сторгия так и не возникает, то предсторгическое состояние гаснет и семейная жизнь теряет сторгический смысл.
