Георгий Литвин - На развалинах третьего рейха, или маятник войны
После, когда я учился в Военном институте иностранных языков, узнал о том, что у подмосковной станции Подлипки в городе Калининграде в артиллерийском конструкторском бюро ракетами занимается коллектив ученых. И вот я увидел Королева в Военно-воздушном отделе СВАГ. Сергей Павлович был в форме полковника. Он и его спутники, примерно пять человек, совещались в кабинете генерала Куцевалова с инженерами-оружейниками, работавшими в нашем отделе. Затем группа Королева выехала в Пеенемюнде, где на месте обследовала германский ракетный центр. К тому времени здесь мало чего осталось: практически все немецкие ученые во главе с Вернером фон Брауном уже отбыли в США, захватив с собою и всю важнейшую документацию. Сооружения были повреждены сильнейшими бомбардировками авиации союзников, а оставшееся оборудование уничтожено самими немцами. Опыт германских ученых конечно же помог нам в создании ракет, особенно на первом этапе, но доставшиеся доли «наследства» США и СССР были несоизмеримы. И все-таки СССР опередил США в разработке ракетных систем и запуска ракет. И не только первым запустил в космос искусственный спутник Земли, но и послал туда человека. Им был русский летчик Юрий Гагарин.
Сегодня эти замечательные наши успехи принадлежат истории, которую ну никак не могут подправить хулители всего советского, и слава Богу.
Мы, как я уже подметил, были не одиноки в «охоте» за умами. В послевоенной Германии все страны-победительницы гонялись за немецкими учеными, идеями, патентами и технологиями. Больше всех в этом преуспели США, создавшие для этого специальную службу еще до высадки войск в Европе. Многие немецкие ученые и сами стремились попасть за океан, и, когда неразбериха первых месяцев оккупации кончилась, оказалось, что они уже там. Однако много ученых еще оставалось в Германии.
2 октября 1946 года я вместе с коллегами-переводчиками был в городе Дессау, где производился демонтаж завода фирмы «Юнкере». Ночью нас подняли по тревоге и собрали всех в большом зале общежития. Там нас, переводчиков, прикрепили по одному к офицерам отдела СМЕРШ и объявили, что по решению Советского правительства в СССР будут направляться немецкие ученые. Нам зачитали это решение и объявили, что мы должны объявить это немцам, которых оно касается. «Операция» началась около пяти часов утра, ибо немцы встают и отправляются на работу рано. Зачитать постановление мы должны были до их ухода.
Офицер отдела СМЕРШ, я и два солдата стояли перед подъездом одного из домов, дожидаясь, пока часы покажут ровно 5 часов 00 минут. В окнах квартиры, в которую мы должны были войти, уже зажгли свет. Вот большая стрелка дошла до отметки начала следующего часа. Пора!
На наш звонок из квартиры спросили:
— Кто там?
— Комендатура! Откройте!
Пожилой мужчина открыл дверь и молча внимательно посмотрел на нас. Я попросил его разрешения пройти в комнату. Мужчина улыбнулся и спокойно сказал:
— Ну уж если так рано пришли, проходите.
Из другой комнаты вышла пожилая женщина и так же молча, не отводя глаз, смотрела на нас. Настроение у меня было премерзким. Я начал переводить уже заученное: «На основании приказа Верховного командования Красной Армии вы обязаны выехать на работу в Советский Союз. Вы должны ехать немедленно, со всеми членами семьи. Ваша мебель и вещи будут доставлены к новому месту работы, которая будет продолжаться не более трех лет».
Произнеся эти слова, я спросил хозяев квартиры:
— Вам все понятно?
— Все ясно, господин лейтенант, — ответил немец по-русски и, улыбаясь, добавил: — Мы этого ожидали. Вместе с женой мы в молодости были уже в Советском Союзе. Это было так давно, и отношения между нашими государствами были совсем другими. Я работал инженером на заводе «Юнкере» в Филях под Москвой.
Потом, взглянув на офицера отдела СМЕРШ, опять-таки по-русски сказал:
— Не беспокойтесь. Мы не собираемся бежать, а если бы имели такое намерение, то раньше ушли бы в западные зоны. Времени на упаковку пары чемоданов много не потребуется, а здесь останется наша дочь с внуками. Она живет в этом же доме.
В квартиру с плачем вбежала молодая женщина и бросилась в объятия плачущей матери. Я взглянул на моего шефа и сказал:
— Выйдем. Не стоит мешать.
Шеф как-то замялся, а потом вышел за мной. Вынув из пачки сигарету, он жадно затянулся и произнес:
— Да, нам повезло. Здесь все ясно, а слышишь, как в других квартирах причитают. Тебе хорошо: перевел, и все, будешь заниматься другим делом, а наша служба такая… Я ведь тоже был боевым офицером, а после ранения, госпиталя взяли в СМЕРШ. Обещают перевести в Союз, а там видно будет…
Кстати, среди немецких ученых, попавших на работу в СССР, оказался и Манфред фон Ардене. Это имя в довоенное время было хорошо известно в ученом мире нашей страны по технической литературе. Какое-то время он даже работал в СССР. В начале войны он работал в Германии по атомной тематике. За ним охотились разведки США, Англии, да и наша разведка вела поиск его следов. Когда американцы взяли в плен практически всю германскую научную элиту, и, в частности, тех, кто вел разработку проблемы атомного оружия, фон Ардене среди них не оказалось. Он в числе других был переправлен в СССР, где плодотворно работал в своей области научной деятельности, имея неплохие практические результаты и соответственно советские правительственные награды. Такова судьба еще одного ученого, с которым мне впоследствии довелось общаться в его институте в Дрезден-Вайсер-Гирш.
Выполнив свою миссию, через несколько часов все переводчики были снова собраны в общежитии, а затем мы на автобусе выехали в Берлин.
Глава 3
Создание государства Израиль
В мае 1948 года я приехал по делам службы на КПП железнодорожной станции Мариенборн. Там размещалась наша пограничная застава. Солдаты несли там исправно службу, встречали поезда, прибывавшие из разных зон, охраняли их, следили за порядком. Специальные контролеры проводили проверку документов у пересекавших демаркационную линию. Здесь же был и пост таможенного контроля. Неподалеку от станции проходила автострада, на которой был также оборудован КПП, выполнявший те же задачи. Там однажды и состоялась неожиданная встреча с моим старым знакомым, сослуживцем по Военно-воздушному отделу СВАГ, находившемуся, как помнит читатель, в Берлине. Это был тот самый переводчик с французского, которого по его просьбе я всем представлял как «армянина». Встрече этой я, честно говоря, был не очень-то и рад.
Как «старые» знакомые, мы, естественно, разговорились. Я коротко поведал ему о пребывании в Москве после инцидента в Контрольном совете и кем в действительности оказался Токаев. Мой «армянин» о нем уже все знал. Работал переводчик с французского все так же в СВАГ, но, правда, в другом отделе. В Мариенборне он оказался по случаю встречи делегаций немецких педагогов, которые должны были прибыть из западных зон.
Помнится, когда мы работали с ним в Берлине, он жил там с женой и сыном-школьником. Жена его тоже была переводчицей, но только с английского языка и работала в качестве вольнонаемной. Он как-то поведал мне о своей жизни. Мать его была еврейкой, а отец армянином, в чем я был абсолютно не уверен, но повторяю, тогда я смотрел на национальную принадлежность тех, кто меня окружал, очень спокойно. Все мы были советские люди, и этим все было сказано. Однажды я показал ему фотографию, где я был заснят с моим командиром 43-го гвардейского авиационного штурмового полка Александром Дмитриевичем Соколовым. В 1936 году он воевал на стороне республиканцев в Испании. Коллега-переводчик его сразу же узнал, так как сам был в ту пору в Испании, где работал переводчиком при военном советнике по авиации Я. В. Смушкевиче. Знал он и командира эскадрильи истребителей П. В. Рычагова. Оба они впоследствии были начальниками Военно-Воздушных Сил Красной Армии, но затем репрессированы и в 1941 году расстреляны как «враги народа». Но это, так сказать, лирическое отступление. Разговор дальше пойдет о делах более серьезных.
Так вот, 14 мая 1948 года на основе резолюции Организации Объединенных Наций (ООН) от 29 ноября 1947 года было создано государство Израиль. Помнится, тогда мы вместе с моим коллегой слушали иностранное Радио, и, когда поступило это сообщение, мой знакомый, звали его, кстати, Семен Борисович, страшно разволновался, будто что-то было сделано вопреки его воле, и потом в сердцах воскликнул: «Подумать только!.. Все же этим негодяям их затея удалась!»
Признаться, в тот момент я ничего не мог понять. У меня сразу же на языке возник вопрос, почему он еврей, не одобряет такое решение. Ведь, как мне было известно, евреи этого момента дожидались сотни лет. Тем более что это решение одобрил и голосовал за него представитель Советского Союза. «Значит, и товарищ Сталин согласен», — думал наивно я.
