Федор Раззаков - Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне
«Я поставил номера согласно логике: Полад должен был заканчивать первое отделение, а Владимир Семенович заканчивал весь концерт. Но ко мне подходит Бюль-Бюль оглы: „Николай! Я лауреат и заслуженный артист — заканчивать должен я!“ — „Хорошо, я поговорю с Высоцким“. Подхожу к Володе, он не возражает: „Да ради бога, пожалуйста…“ Карцев и Ильченко тут же заявили: „Мы будем работать перед Володей“. Хитрые одесситы сразу смекнули, что после Высоцкого „ловить нечего“…
Володя выступил… В сборных концертах он пел почти всегда не менее тридцати минут — ведь шли-то на Высоцкого. Итак, Володя «отстоял» эти полчаса, всю публику повернул на себя — после этого вышел Полад. А зрители стали уходить. И Полад — большой мастер эстрады, опытный человек — вдруг взорвался, стал кричать: «Прекратите ходить! Если вы не уважаете себя, то я себя уважаю!» Но люди все равно уходили…
На следующий день ко мне приходит директор Полада и говорит: «Давайте менять…» Следом пришел и сам Полад с этим же предложением: мол, поставь меня на прежнее место. Конечно, с Высоцким любому артисту было трудно работать, очень трудно. Люди хотели не только слышать, но и видеть Володю, потому что, по разговорам, он раз двадцать разбивался на машине и раз пятнадцать умирал…»
Скандальная слава Высоцкого, конечно, играла свою роль в его невероятной популярности, однако не главную. Главным было то, что в те «застойные» годы, когда официальная идеология как будто специально «мертвила» все вокруг, борясь с любой неординарной мыслью, его песни воспринимались большинством людей как глоток свежего воздуха. Только одно странно: почему власть, часто не дававшая продыху другим, к Высоцкому была в основном благосклонна (особенно во второй половине 70-х), разрешая ему не только концертировать по стране, да еще в многотысячных Дворцах спорта, но и концерты его записывать на магнитофонных лентах, чтобы они потом распространялись по стране со скоростью пожара?
20 марта Высоцкий уже в Москве — играет Свидригайлова в «Преступлении и наказании». В этой же роли он выходит на сцену театра и два дня спустя. 23 марта он облачается в одежды принца датского. 24-го Высоцкий занят сразу в двух спектаклях: в полдень играет в представлении «В поисках жанра», вечером — в «Павших и живых».
26 марта Владимир Высоцкий дал сразу три концерта в МВТУ имени Баумана, где исполнил очередную свою «нетленку» с длиннющим названием «Впечатление от лекции о международном положении человека, который получил 15 суток за мелкое хулиганство» («Я вам, ребята, на мозги не капаю…»). Учитывая, что в последние годы из-под пера Высоцкого рождалось все меньше и меньше сатирических произведений, эту новинку публика приняла на «ура», хотя, на мой взгляд, в сравнении с остальными сатирическими виршами нашего героя эта — явный провал. Даже при том, что информационно она была весьма насыщена — в ней содержалось много узнаваемых реалий того времени: иранская революция, выборы Римского папы, выход замуж миллиардерши Онассис за советского подданного и т. д. Но все же, все же…
27 марта Высоцкий играет в «Преступлении и наказании», а на следующий день берет в театре очередной отпуск.
Тем временем Станислав Говорухин приступил к монтажу фильма «Место встречи изменить нельзя». На «озвучке» больше всего хлопот с Высоцким — тот работает спустя рукава. Вот как об этом вспоминает сам режиссер:
«Больше всего я с Высоцким намучился на озвучании, потому что процесс съемки его еще как-то завораживал, а на тонировке с ним было тяжело. Процесс трудный и не самый творческий — актер должен слово в слово повторить то, что наговорил на рабочей фонограмме, загрязненной шумами, стрекотом камеры. Бесконечно крутится, повторяясь, кольцо на экране. Володя стоит перед микрофоном и пытается „вложить в губы“ Жеглова нужные реплики. И это его сводит с ума: попасть не может, чем больше не может попасть, тем, значит, у него хуже получается, нервничает. Он торопится, и от того дело движется еще медленнее, он безбожно ухудшает образ. „Сойдет!“ — кричит он. Я требую переписать еще дубль. Он свирипеет, бушует, выносится из зала. Там он ругается, говорит, что я придираюсь, то есть он был совсем обозлен до последней…
Потом, через полчаса, возвращается в зал, покорно становится к микрофону. Ему хочется на волю. Там — впереди — песни, концерты, поездки, а ему надо стоять у этого бесконечного кольца и пытаться попасть себе в губы и повторять тысячу раз уже прожитую жизнь. Ну, зачем? Его творческое нутро требует нового, впереди ждут Дон Гуан и Свидригайлов, а внизу, у подъезда, нетерпеливо перебирают ногами и звенят серебряной сбруей его Кони…»
В эти же дни Высоцкий снова встречается в работе с Анатолием Эфросом. Тот решил поставить на радио «Маленькие трагедии» А. Пушкина и пригласил Высоцкого на роль Дон Гуана (напомним, что его же он должен был сыграть и в фильме М. Швейцера). Запись носила пробный характер, и в ней участвовали только два действующих лица: Высоцкий (Дон Гуан) и Эфрос (он читал за всех остальных персонажей). Премьеру спектакля Высоцкий уже не застанет: она состоится только после его смерти — в 1981 году.
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
ОТ ГЛАЗОВА ДО РИМА
В начале апреля 1979 года Высоцкий отправляется в очередной зарубежный вояж, причем продолжительный — почти три недели. Учитывая, что эта поездка подразумевала концерты сразу в двух капиталистических странах (ФРГ, Канада), зададимся вопросом: почему советские власти, которые Высоцкий совсем недавно столь беззастенчиво обманул (с концертами в США), вдруг взяли и отпустили его в новое турне? Видимо, потому же, почему это делалось и раньше, — вес Высоцкого в тайной политике Кремля по-прежнему оставался высоким, как внутри страны, так и за ее пределами. И направлений, которые были закреплены за Высоцким, по-прежнему было два: французское и американское. И на обоих в те дни происходили весьма значимые для Кремля события.
Во-первых, в том же апреле Москву с официальным визитом должен был посетить президент Франции Валери Жискар д'Эстен. Во-вторых, Кремль был крайне обеспокоен желанием югославского лидера Иосипа Броз Тито возглавить еврокоммунистическое движение в Европе (объединившись с ФКП, КПИ и ИКП). Поскольку Высоцкий по-прежнему являлся мужем еврокоммунистки Марины Влади, бывшей симпатизантом просоветских сил в ФКП, обижать его Кремлю, видимо, было несподручно.
Отметим, что к концу 70-х такое явление, как браки советских граждан с иностранцами, стали более частым явлением, чем это было десятилетием ранее. Так, если в конце 60-х в год в СССР заключалось порядка 30–40 смешанных браков с иностранцами из капиталистических и развивающихся стран, то в 1979 году их число достигло 258 (браки с представителями соцстран в их число не входили). При этом довольно много было браков элитарных — таких, где советскую сторону представляли деятели высшего советского истэблишмента.
