Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

Шолохов рассказывает тихо, спокойно, без нажима, как будто вызывает из памяти и снова переживает незабываемое. Слушаешь его и вздрагиваешь от мысли: все могло случиться, война есть война. На передовую под вражеским огнем пробирался вместе с солдатом не юноша, исполненный отваги, а писатель, уже названный великим во многих странах мира. Писатель, поседевший над страницами «Тихого Дона» и «Поднятой целины». В тяжкий час он становится солдатом. Он делит с народом-воином нелегкую судьбу.

Таким путем добывался материал для «Науки ненависти», «Они сражались за Родину», «Судьбы человека» – наших правдивых книг о войне.

Уже на второй день войны писатель переводит в Фонд обороны СССР Сталинскую премию, полученную им за роман «Тихий Дон» весной 1941 года. В телеграмме, направленной в ЦК партии, он выражает готовность в любой момент «встать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину».

В самые трудные дни под Сталинградом Шолохов скажет одному из солдат:

– Хочется хорошее написать. Вот хожу по окопам, присматриваюсь, учусь у вас, изучаю солдатскую жизнь, бывальщину. А потом напишу. Обязательно напишу.

И солдаты доверчиво открывали Шолохову свою душу. Фронтовой окоп был главной точкой прикрепления писателя Шолохова в те суровые дни. Надо быть лицом к лицу с войной, чтобы написать такими все видящими словами:

«Горящий танк, с взревевшим словно от нестерпимой боли мотором, повернут под прямым углом, ринулся в сад, пытаясь сбить пламя о ветви поверженного огнем густого вишенника.

Ослепленный и полузадушенный дымом водитель, наверное, плохо видел: на полном ходу танк попал в пустой, заброшенный колодец, ударился о выложенную камнем стенку и, накренившись, приподняв дышащее перегретым маслом черное днище, так и застыл там, обезвреженный, ожидающий гибели. Все еще с бешеной скоростью вращалась левая гусеница его, тщетно пытаясь ухватиться белыми траками за землю, а правая, прогибаясь, повисла над взрытой землей, бессильная и жалкая».

Маршал Конев так скажет о встрече в сорок первом, в самое трудное для Родины время:

«Не скрою, в те дни это было для нас большой моральной поддержкой. Кроме всего прочего, это создавало уверенность, что передовая наша интеллигенция готова до конца разделить нашу участь и, веря в окончательную победу, выдержать тот страшный натиск немцев, который уже привел их на дальние подступы к Москве».

У рукописей Шолохова тоже фронтовая судьба. В спешке отступления не смогли их вывезти. В тот день погибла мать писателя… По какой-то чисто фронтовой, невероятной случайности рукописные страницы «Тихого Дона», разбросанные по улице и обреченные на гибель, нашел наш офицер-танкист. То было самое необычное хранилище на свете!.. Всю войну этот бесценный архив возили в боевом танке. И только после победы, осенью сорок пятого, танкист передал рукописи в Вешенскую.

Здесь тоже вышла досадная оказия. Этот славный офицер оказался настолько скромным человеком, что, передав архив и рассказав, как все было, он тут же ушел, не назвав своей фамилии. А жаль. Найти бы этого человека, броней защитившего одно из самых дорогих народных достояний.

До войны столичные журналисты не без удовольствия рассказывали о том, что на пути в Вешенскую их подстерегают различные природные неожиданности: снежные метели, осенняя распутица, дождь и грязь, бурное весеннее половодье тихого Дона. В общем так оно и было. Добраться до Вешек в непогоду в то время было не так-то просто. Но журналисты приезжали и уезжали, а Шолохов жил в Вешенской.

Самое удивительное то, что Шолохов никогда не жаловался на бездорожье, трудности и отдаленность от столицы. А с годами мало кому известная казачья станица словно выплыла на простор большой жизни и теперь видна отовсюду.

У художника нет легкого успеха, легкой славы.

– Молодые писатели шлют свои книги, большей частью – рукописи, – рассказывает Михаил Александрович. – Есть проблесками талантливые ребята. Но и среди них нередко – чуть напечатали, он уже писатель, непомерные требования. Работа уже в сторону…

Здесь есть смысл напомнить.

В двадцать четвертом году, проработав несколько лет в Москве, Шолохов возвращается в родные места. К этому времени у него уже много друзей среди комсомольских, пролетарских писателей. Литературная слава Шолохова уже густо прочерчена, но главный, невероятный по масштабам труд еще впереди: работа над «Тихим Доном», «Поднятой целиной» – эпосом социалистического реализма.

Этот факт навсегда в комсомольской летописи. Впервые имя Шолохова сверкнуло ярко и своеобычно на страницах комсомольских газет: «Молодой ленинец», «Юношеская правда», «Комсомольская правда» и журналов «Молодая гвардия», «Комсомолия», «Журнал крестьянской молодежи».

Первый номер журнала «Комсомолия»… На обложке – красные знамена в языках пламени. На фоне пламени и знамен – название журнала. Среди авторов первого номера: М. Шолохов – «Бахчевник»…

В редакцию журнала «Октябрь» Шолохов присылает первый том «Тихого Дона». Некоторые из членов редколлегии, не читая, предлагают сократить книгу. Может быть, еще и потому, что отпечатана небрежно, без всяких интервалов, на плохой бумаге. В машинке нет даже восклицательного знака. Шолохов вписывает его от руки.

Страницы «Тихого Дона» написаны самыми разными чернилами: синими, фиолетовыми, красными, а иные страницы даже карандашом. Захваченный потоком мыслей, Шолохов уже не думал о том, чем писать. Что было под рукой, тем и записывал, утоляя жажду творческого нетерпения, поэтическое волнение.

В Вешенской он никогда не испытывал одиночества. С каждым днем крепла его дружба с рабочими и колхозниками, партийными работниками. Он был в самой гуще жизни, у хлебного поля, душой и сердцем разделяя с тружеником, солдатом горечи неудач, торжество побед.

Не только в Вешенской, но и в Миллерове, в хуторах и станицах вам покажут новые предприятия и школы, новые фермы, где для шолоховских стараний очень велика. Нередко приходилось отрываться от рабочего стола, быть «ходоком» от станичников в Москве.

Одному из своих корреспондентов Шолохов рассказал о работе над «Поднятой целиной»:

– Я закончил главу о соцсоревновании, принес в райком, прочел. Была у меня неясность, какую бы норму выработки взять для Кондрата Майданникова. Товарищи обсудили это и посоветовали: загнуть норму надо, чтобы было на что равняться. Я загнул. После мне писали из колхозов: «А не много вспахал, соревнуясь, Кондрат?»

Конечно, дорога от жизни к роману не всегда была такой прямой и короткой. Да и по пути в райком Шолохов наверняка знал, какую норму надо «дать» Майданникову. Чувствуется, Шолохову просто приятно сделать соучастниками творчества своих верных партийных товарищей: тогдашнего секретаря райкома партии Лугового Петра Кузьмича и председателя райисполкома Логачева Тихона Андреевича.