Вагаршак Тер-Ваганян - Хачатур Абовян

Читатель вероятно уже заметил, приближаясь к концу главы, что я не подчеркнул с должной настойчивостью одну чрезвычайно важную особенность раннего демократизма, а именно его политическую революционность. Идея народного суверенитета Руссо, республиканизм Пестеля — это не менее обязательная составная часть демократического мировоззрения. Но эти политические идеалы были взращены на том идейно-идеологическом фундаменте, о котором я выше говорил. Они разделены по времени, и чем значительнее отсталость народа, тем это время длительнее, тем дольше продолжается идейная подготовка, тем больше нужно времени на подготовку условий возникновения демократической политической программы. Но рано или поздно основные идеи демократизма неминуемо должны породить программу политической революции. Однако история знает много примеров, когда посылки и выводы разделены поколениями, когда политические выводы из идеологических посылок раннего демократизма делал самый революционный класс нашей эпохи — рабочий класс. История знает немало случаев, когда опоздавшей буржуазии хватало лишь на первый идеологический манифест, когда на следующем же этапе знамя прогресса переходило в руки более последовательного борца за демократизм — пролетариата.

Демократическое сознание есть буржуазное сознание, — сказал я выше. Оно претерпело огромную эволюцию вместе с буржуазией как в целом, так и каждая из составных идей в отдельности.

Демократия возникла из потребности противопоставить все угнетенные классы населения — аристократии и абсолютизму. Демократия поэтому знает только один объект — народ, без наличия в нем классовых противоречий. Пока феодализм не свергнут и на исторической сцене нет консолидировавшегося рабочего класса — такое понятие народа несомненно прогрессивное. Но как только эта задача разрешена и впервые самостоятельно выступает пролетариат со своими классовыми счетами, единый «народ» разбивается на классы. И чистая демократия становится опаснейшим видом обмана народа. Демократические иллюзии обращаются в руках буржуазии в важнейшее средство обмана пролетарских и бедняцких масс, в орудие подчинения их своему влиянию. Пролетариат с момента формирования его мировоззрения, является противником так называемой чистой демократии. Если историческая миссия демократии — затушевать противоречия между рабочим классом и буржуазией, — борьбу классов, то историческая задача пролетарской демократии, коммунизма — обнажить эти противоречия, организовать и руководить борьбой пролетариата, завоевать государственную власть, установить диктатуру пролетариата и через диктатуру прийти к уничтожению классов. Сообразно с таким решением вопроса об отношении к демократии — мы высоко чтим ранних демократов, последовательных просветителей, и с величайшей энергией безжалостно разоблачаем сегодня демократических агентов буржуазии.

«Предтропье»

Выше мы уже убедились из реферата академика Броссе, что в январе 1840 года Абовян представил на конкурс свою «Книгу для чтения», которую он позже назвал «Предтропьем». Не только ее практическая часть (хрестоматия), но и ее теоретическая часть — вступительные методические указания для учителей, была готова в 1839 году. Следовательно, нисколько не рискуя нарушить истину, мы можем утверждать, что над своим «Предтропьем» он начал работать сейчас же по возвращении из Дерпта.

Перечисленные выше злоключения были не последние из тех, каким подверглось «Предтропье». После неудачи с изданием книги на казенный счет, Абовян пытался выпустить книгу на свой счет. Он даже отпечатал ее в типографии. Но меднолобый вождь тифлисских попов был взбешен тем, что учебник составлен на народном языке, собрал все экземпляры и сжег. Сохранился только один или два экземпляра, которые хранятся теперь в Эриванской государственной библиотеке (или литературном музее?). Я, к великому своему сожалению, с «Предтропьем» не знаком. Судить о достоинствах хрестоматии не берусь. Но педагогическое предисловие было опубликовано в «Оризоне». Прочитав его, нетрудно понять, откуда взялся саботаж этих работ Абовяна со стороны национал-демократической интеллигенции.

Когда банкир Джамгаров принялся за издание сочинений Абовяна, он не только постарался подбором редакции обеспечить умеренно-националистическую интерпретацию Абовяна, но и старательно устранял, из своего издания такие великолепные памятники демократически-педагогической мысли, как предисловие к «Предтропью», педагогические и методологические рассуждения которого стоят на уровне самой передовой теории своей эпохи

Одного этого предисловия достаточно, чтобы Абовян занял в истории общественной мысли Армении почетное место великого демократа. Самая исходная точка зрения Абовяна — цель педагогики облегчить участь школьника — была революционной для варварских поповских застенков, которые назывались тогда школами.

А принципы трудового воспитания и наглядного обучения — так страстно отстаиваемые Абовяном, перекликаются с нашим сегодняшним политехнизмом.

Такая близость и родственность обусловлены европейскими истоками педагогики Абовяна: ученик Руссо, несомненно, он был знаком и с Песталоцци, я не исключаю возможности его знакомства с Оуэном, книга которого об образовании человеческого характера тогда пользовалась огромной популярностью в Европе. Во всяком случае следы влияния утопических социалистов явственно видны в теоретических высказываниях Абовяна. Мудрено ли после всего этого, что он так близко подошел к нашему времени и педагогике.

Для того, чтобы ослабить впечатления от предисловия Абовяна, обычно ссылаются на подбор учебного материала, который включает «Предтропье». Но, странное дело, обвинители вовсе упускают из виду, что учебник составлялся с расчетом стать руководством в казенных школах и обязательно должен был отвечать программе Министерства народного просвещения.

Во всех учебниках того времени материал распадался на целый ряд тем, среди которых Министерство просвещения особо ревниво относилось к духовным и дидактическим стихотворениям, ко всяким заздравным декламациям в честь отечественных героев и царей. Для Абовяна многие из этих материалов были обязательны. Было бы интересно, если бы исследователи проследили, в какой мере ему удалось обезвредить этот балласт реакции. Учебник обычно составлялся из материала уже устоявшегося, выдержавшего критику времени и освежающей учебно-дидактической и методологической части, которую автор излагал, исходя из своих педагогических взглядов. Для Абовяна задача была тем труднее, что не было ни одной строчки на новом языке и ему приходилось создавать все самому. Это была задача неблагодарная и трудно осуществимая.