Борис Малиновский - Участь свою не выбирали

Личный состав был истощен и утомлен. Тяжело стало подниматься, трудно было передвигаться. Но моральный дух у всех был высоким.

Немцы часто кричали, чтобы мы сдавались, грозили уничтожить. Но мы верили, что выдержим. Уверенность и силу вселял в бойцов и командиров гвардии майор Вербин. Он спокойно отдавал приказы и всегда находился там, где возникала перестрелка. Казалось, он был сразу во всех местах обороны.

Первые дни ожидали подхода наших новых частей, чтобы продолжать выполнение поставленной задачи на перерез "рамушевского коридора". Но затем был получен приказ командира дивизии полковника Н.Н. Заиюльева на выход всей группировки. Выход был назначен на 3 часа 23 января.

Были созданы группы прорыва, две боковых группы прикрытия и группа прикрытия с тыла. В середине выходящей группировки должны были идти раненые – те, кто мог самостоятельно передвигаться, и те, кого надо было выносить.

В группу прорыва были выделены подразделения 107-го СП. Командование ими было возложено на старшего лейтенанта Николаева.

Была составлена последняя строевая записка. На 23 января во всей группе, которой командовал гвардии майор Вербин, числился 781 человек, из этого количества было 410 раненых. Всего же активных штыков, как тогда называли строевые подразделения, было менее половины группы. Вдобавок это были люди, физически истощенные, не способные на длительное ведение боя.

К назначенному времени все было уточнено, бойцам были поставлены задачи. Розданы последние запасы боеприпасов. Были сгруппированы раненые, которые сами решили стать в строй с оружием.

Ровно в три часа 23 января группа прорыва атаковала передний край. По ранее обнаруженным огневым точкам противника был открыт огонь, а штурмовые группы атаковали их с флангов. Вражеская оборона была взломана, уничтожены огневые точки на переднем крае.

В штаб дивизии передали радиограмму о начале выхода.

После прорыва обороны противника я продвигался с гвардии майором Вербиным. Не один раз мы вместе уточняли по компасу направление, по которому должна была идти на прорыв вся группа. Боковые группы следовали за группой прорыва.

Противник яростно огрызался. На всем пути били огневые точки. Вражеские минометы вели беспорядочный огонь по нашему расположению.

И хоть продвижение проходило медленно, до переднего края нашей обороны осталось совсем немного. Теперь нам предстояло ударить по немцам с тыла и прорваться через их передний край.

…Темная ночь. Мутно белеет снег, освещаемый вспышками выстрелов и осветительными ракетами. Озаренные их ярким светом, кусты и деревья кажутся какими-то громадами. Люди надают на снег, ожидая сгорания ракеты. С визгом и щелканьем летят над головами пули.

Когда мы вышли к небольшой поляне, Вербин послал меня с группой бойцов пересечь ее и разведать, что находится на опушке леса. Достигли середины поляны, и тут в воздух взлетели две осветительные ракеты. Противник стал поливать нас пулеметным огнем. Бойцы группы прорыва сразу открыли огонь по пулеметам противника. Я стал поднимать бойцов, по никто из них не поднялся. Подполз к одному, другому – все оказались убитыми. Пришлось возвратиться к Вербину. Это была моя последняя встреча с ним,

После подавления огневых точек противника гвардии майор Вербин направил меня на левый фланг прорывающейся группы, чтобы организовать последний бросок, а сам остался на правом фланге. На левом фланге группы прорыва оказались бойцы и командиры 84-го АП и других подразделений. По сигналу ракеты левофланговая группа, стреляя, стала перебегать поляну. Снег был глубокий, и передвигаться было очень трудно. Ноги стали тяжелыми, непослушными. А немцы снова открыли огонь. Наша группа продвигалась, одновременно ведя огонь по противнику.

Забрезжил рассвет. Ничего не осталось в памяти о переходе переднего края противника и нашей обороны. Помню только, что все как-то смолкло, кажется, куда-то стал падать, уходила из-под ног земля. Быть может, получил контузию. Вскоре увидел наших бойцов. Кто со мной вышел, не помню. Сел у дороги на снег. Подошли несколько бойцов, спрашивают: "Есть хотите?" Дали хлеба. Но есть я не мог.

Вышедших бойцов и командиров направляли в медсанбат. Гвардии майор Вербин и старший лейтенант Николаев погибли при последнем броске группы. По неполным данным, из-под Левошкино удалось вырваться не более 150 человек. Но эти данные приблизительные. Из состава 107-го СП вышли 35 человек.

Хочу сказать еще раз об исключительном мужестве гвардии майора Вербина. Он правильно оценил сложившуюся обстановку, твердо и четко отдавал приказы, проявлял исключительную требовательность к себе я действиям других командиров. Он смог создать и постоянно поддерживал высокую дисциплину и постоянную боевую готовность всего личного состава вплоть до самопожертвования. В те дни коммунисты и комсомольцы проявили исключительные образцы выносливости, отваги и добросовестного отношения к выполнению боевой задачи. Вот коротко, что могу Вам сообщить о боях под Левошкино".

К рассказу Н.С. Локтионова добавлю, что он сам проявил незаурядное мужество, умение руководить боем в окружении и был награжден орденом Красной Звезды.

Инструктор политотдела дивизии Иван Александрович Иохим, выходец из немцев Поволжья, тоже оказался в окружении. Вот его бесхитростный рассказ:

"11 января сформированная командиром дивизии группа прорыва, в которую входил и я, при поддержке нескольких танков пыталась прорваться к окруженному 107-му СП. Танк, за которым бежали я и еще несколько человек, был подожжен. От него повалил густой дым. Пользуясь возникшей дымовой завесой, наша группа пробилась через немецкий передний край и соединилась с окруженными. Остальные танки были подбиты, прорыва не получилось.

Через несколько дней во время одного из обстрелов меня ранило осколком в грудь. Я потерял много крови (перевязку некому, да и нечем было сделать), и меня затащили в одну из трех землянок, где находились раненые. К 22-23 января обстановка стала критической. Все попытки высвободить нас не увенчались успехом. Продовольствия не было ни грамма. Патроны: заканчивались. Из двух раций собрали питание для, одной, но и она дышала на ладан. За два дня до этого произошло событие, которое ускорило решение командования о нашем самостоятельном прорыве. Ночью к нам в плен попал заблудившийся немецкий фельдфебель, который наткнулся на наше боевое охранение. Поскольку я был единственным человеком, владевшим немецким языком, мне пришлось вести допрос. Выяснилось, что пленный в составе бригады горных егерей (номер уже не помню) был переброшен сюда из Скандинавии. Ночью их бригада сменила находившуюся на нашем участке потрепанную немецкую часть и получила задачу уничтожить окруженную в лесу русскую группировку. Эти данные мы сообщили командованию, и в ночь на 23 января получили приказ прорываться к своим.