Александр Быков - Патриарх Никон

Однако при дворе молодого царя нашлась заступница угасающего старика; это была тетка Федора Алексеевича, царевна Татьяна Михайловна, с детства благоговевшая перед величавою личностью Никона. Кроме нее, за опального стал хлопотать бывший учитель царя, монах Симеон Петровский-Ситианович, обыкновенно называемый по месту рождения Полоцким; он приехал в Москву в 1664 году и мог, в качестве постороннего зрителя, по справедливости оценить все пошлые нападки на отрекшегося от власти патриарха. Хлопоты этих двух светлых и честных личностей не пропали бесплодно, и Федор Алексеевич своею властью облегчил положение Никона и не велел его стеснять; затем предложил патриарху Иоакиму перевести изгнанника в любимый его Новый Иерусалим. Узнав об этом, монахи созданного Никоном монастыря подали царю со своей стороны челобитную, умоляя возвратить им Никона, “как пастыря к стаду, как кормчего к кораблю, как главу к телу”. Но Иоаким заупрямился.

– Дело учинилось не нами, – возражал злопамятный патриарх, – а великим собором и волею святейших вселенских патриархов; не снесясь с ними, мы не можем этого сделать.

Не в меру ревностный архипастырь забывал, что место административной ссыпки назначали не патриархи, а светская власть в государстве. Желая оставаться на почве легальности, настойчивый, несмотря на свою болезненность, Федор Алексеевич несколько раз повторял свою просьбу, а затем созвал собор; однако собор, руководимый упрямым председателем-патриархом, не исполнил желания царя. Рассерженный явною несправедливостью царь написал Никону самое дружеское письмо, но вскоре пришло извещение от кирилово-белозерского архимандрита Никиты, что Никон болен, принял схиму и близок к смерти; поэтому он спрашивал разрешения: как и где похоронить бывшего патриарха. Федор Алексеевич снова обратился к собору с просьбою сжалиться над заточником и хотя бы перед смертью порадовать его свободою. На этот раз патриарх Иоаким смягчился, и собор благословил молодого царя возвратить умирающего Никона из заточения, в котором тот пробыл почти четырнадцать лет.

Царь немедленно командировал дьяка Чепелева перевезти Никона в Новый Иерусалим. Это состоялось в начале августа 1681 года, после смерти первой супруги Федора Алексеевича, Агафьи Семеновны, скончавшейся после родов 14 июля. В это время Никон с трудом владел ногами, вследствие болезни и истомления, трудно переносимого в его годы. Из монастыря Чепелев бережно перевез больного старика на берег Шексны, здесь пересели в ожидающий их струг и отправились, согласно желанию освобождаемого, на Ярославль. Везде по пути стекался народ, инстинктивно сознававший, что безвинно пострадавшему старику наконец-то оказана справедливость; вопреки казуистическим доводам греческих юристов, которых народ не понимал все 14 лет, все встречали патриарха Никона, а не простого монаха, все почтительно просили архипастырского благословения и радушно приносили все нужное путешественнику. 16 августа утром струг остановился у пристани Толгского-Богородического монастыря, в восьми верстах от Ярославля. Игумен с братиею встретили с почетом бывшего патриарха, который приобщился святых тайн и приготовился переплыть с левого берега Волги на правый, в устье Которости, где стоит Ярославль. Тут явился спасо-ярославский архимандрит Сергий, который глумился и издевался над Никоном во время суда патриархов. На этот раз архимандрит униженно стал просить прощения за старое, кланялся Никону в ноги и уверял, что наносил ему оскорбления не по своему хотению, а подчиняясь воле собора; другими словами, к одной подлости он прибавил другую, клевеща на отсутствующих. Находясь в положении счастливого человека, выпущенного на волю из темницы, Никон не мог сердиться теперь ни на кого, а потому добродушно простил архимандрита Сергия.

Наступило веселое утро 17 августа, и струг отплыл от монастыря, причем около постели Никона сидели оба архимандрита, Никита и Сергий. Толпы народа из города и окрестных сел встретили путешественников на берегу Которости, куда струг вошел с Волги. Оказалось затруднительным причалить к пристани, по причине мелководия речки, и усердный народ бросился в воду и дружно вынес струг на берег. В это время Никон был в совершенном изнеможении и ничего уже не мог говорить, пока народ приветствовал его, целуя ему руки и ноги. День уже склонялся к вечеру, и в Ярославле начали благовестить к вечерне; в это время Никон немного ободрился, оглянулся на веселый берег, залитый народом, и начал оправлять себе волосы, бороду и одежду, как бы готовясь войти в город. Архимандрит Никита понял, что наступает торжественная минута для маститого старца, и начал читать отходную. Никон потянулся на постели, сложил руки на груди и тихо угас, прожив 76 с небольшим лет.

Оставив тело усопшего на попечение архимандритов, Чепелев поспешил в Москву с известием о кончине бывшего патриарха и по дороге встретил царскую карету, предназначенную везти Никона. Федор Алексеевич приказал перевезти тело Никона в Новый Иерусалим и послал патриарху Иоакиму приглашение ехать на погребение со всеми членами собора.

– Воля государева, – отвечал Иоаким, – я на погребение поеду, а именовать Никона патриархом не буду и назову его просто монахом. Так собор повелел. Если царь захочет, чтобы я его именовал патриархом, я не поеду.

– Я все беру на себя, – настаивал раздраженный царь, – и сам буду просить вселенских патриархов, чтобы дали разрешение и прощение покойному патриарху.

Но Иоаким упорно стоял на своем. Наконец, опасаясь дурного исхода своего бессмысленного упрямства, но не желая ронять своего достоинства, патриарх отпустил новгородского митрополита Корнилия, позволив ему поминать покойного так, как пожелает царь. В присутствии Федора Алексеевича, Татьяны Михайловны, Натальи Кирилловны с маленьким Петром и семи сестер царя, Корнилий с несколькими архимандритами: Никитою Кирилово-Белозерским, Викентием Троице-Сергиевским, Сергием Спасо-Ярославским и Германом Новоиерусалимским, – совершил 26 августа погребение тела Никона, поминая его патриархом Московским и Всея Руси; царь поцеловал руку покойного, а во время литургии сам читал апостола. Отпевание состоялось в Успенской церкви, а погребение произошло в церкви Иоанна Предтечи на том месте, где Никон давно уже завещал похоронить себя и собственными руками выкопал могилу еще до суда. Сверх склепа была поставлена тумба, украшенная медными веригами в 15 фунтов, которые Никон носил со времени пострижения в Лизерском ските; вериги были покрыты бархатным покровом с серебряным шитьем (подарок Татьяны Михайловны). Архимандрит Герман, бывший ученик покойного, сочинил надгробное стихотворение, вырезанное на камне у подножия гроба.