Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири

Мне не удалось ни обменять верблюдов, ни купить свежих: продавцы боялись, что серебро «заморского черта» превратится в их руках в чугун. За целый день поисков удалось купить только одного осла, и уплаченные за него кусочки серебра были проверены чуть ли не во всех меняльных лавках городка, где их ковали и резали, чтобы убедиться, что серебро настоящее. Я хотел найти также проводника к расположенным где-то севернее города угольным копям, из которых в Ланьчжоу привозят особенно хороший уголь, виденный мною у миссионеров. Но никто не хотел наняться – вероятно, по внушению властей, желавших скорее избавиться от беспокойных гостей. Китайцы уверяли, что копи находятся не севернее города, а на большой дороге в Ганьчжоу, по которой я хотел направиться дальше, и что их легко найти.

Таким образом, посещение г. Чжэнфань не дало желаемых результатов и оставило неприятные воспоминания. Но зато на дальнейшем пути в Ганьчжоу я видел окраину пустыни. Этот путь пролегает сначала севернее Северных гор, ограничивающих культурную полосу, а затем пересекает их и выходит к г. Юньчэн в этой полосе. Мы направились из Чжэнфаня на запад, и за площадью полей, орошенных из речки, сразу попали в бугристые и барханные пески, исследованию которых была посвящена вторая половина дня. Далее шла пустынная равнина со скудной растительностью и отдельными площадями песков; изредка попадались уединенные постоялые дворы. На одном из них пришлось простоять целый следующий день, так как ночью началась песчаная буря, продолжавшаяся и утром. Воздух был так наполнен пылью и песком, что идти против ветра было невозможно: навстречу неслись целые тучи песка. Под вечер полил дождь, сменившийся снегом (26 апреля ст. ст.), и ветер начал стихать. Эта буря служила ярким опровержением мнения некоторых географов, которые уверяют, что пыль, из которой создается лёсс, не приносится из пустынь и что пыльные бури образуются только там, где человек разрыхлил почву своими пашнями и где пролегают дороги, с которых ветер поднимает пыль. Описанная пыльная буря налетела с северо-запада из пустыни, где нет ни пашен, ни больших дорог и где почва не состоит из лёсса. Подобные же бури я наблюдал неоднократно в разных частях Центральной Азии, где также не было ни пашен, ни колесных дорог.

Через пять дней мы пришли в маленький оазис с городком Нинюань, орошенный речкой, которая прорывается ущельем через Северные горы и кончается, как и р. Хунхэ, в небольшом озере дальше в пустыне, но гораздо ближе, чем было показано на наших картах, которые, вероятно, были основаны на старинных китайских картах, преувеличивавших расстояния. Впрочем, возможно предположить, что в старину вода этих речек меньше расходовалась на орошение полей, так как население было меньше, и потому могла выбегать дальше в пустыню.

Пересечение Северных гор, здесь называемых Луньшань (Драконовы горы), по ущелью р. Юннинхэ, дало много геологических наблюдений, но особого интереса для описания не представило.

Из следующего городка, Шаньданьсянь, я сделал еще экскурсию в Северные горы и обнаружил, что здесь, позади того хребта, гребень которого виден из культурной полосы, находятся еще горные цепи, пересеченные долиной небольшой речки, начинающейся за передовой цепью; что на северном склоне последней имеется какой-то лес и что равнины Алашани расположены значительно дальше.

Недалеко от г. Шаньданьсянь обращает на себя внимание колоссальная статуя Будды, высеченная в отвесном обрыве гранитных холмов; она имеет около 15 м высоты, так что голова ее находится на одном уровне с вершинами деревьев, а крыши зданий кумирни Дахуассы доходят ей только до колен.

На пространстве между Ганьчжоу и Сучжоу я на второй год сделал экскурсию вглубь цепей, выдвинутых кулисообразно впереди Наньшаня против г. Гаотэй и прошел далее по подгорной дороге ближе к подножию Наньшаня. На ней расположены небольшие селения и пашни, орошаемые речками, вытекающими из гор, так что местность более населена, чем солонцовая степь, которую пересекает большая дорога. Но и здесь есть отдельные площади сыпучих песков, материал которых частью принесен из Алашанской пустыни и отложен у подножия горного барьера, отчасти представляет продукт развевания почвы солонцовой степи в сухое время года.

По дороге между гг. Шаньданьсянь и Сучжоу мы и в этом году испытали несколько пыльных бурь, вслед за которыми выпадал дождь или снег (даже в начале мая). Бури всегда налетали с северо-запада, со стороны пустыни.

Глава восьмая. В гостях у П. Сплингерда

Бельгиец в роли китайского мандарина. Начальная школа. Сущность китайской учености. Ученые степени и длинный путь их получения. Трудности изучения китайского языка. Иероглифическое письмо. Городская тюрьма и методы наказания. Китайский званый обед. Любимая игра за обедом. Бой сверчков.

В Сучжоу я, как упомянуто, поместился в ямыне П. Сплингерда, с личностью которого считаю нужным познакомить читателя. Родом бельгиец, он попал в Китай в 60-х годах вместе с первыми бельгийскими миссионерами в качестве слуги; затем перешел в прусское посольство в Пекине, выучился говорить по-китайски и в качестве переводчика сопровождал немецкого исследователя Рихтгофена во всех его путешествиях по Китаю. Это дало ему возможность хорошо ознакомиться с разными частями государства, а в сношениях с китайскими властями и населением он обнаружил свои дипломатические способности.

Рихтгофен был очень доволен им и рекомендовал его европейским торговым домам, в качестве агента которых Сплингерд несколько лет скупал шерсть и кожи в Монголии, продавал хлопчатобумажные товары и приобрел репутацию честного и одаренного человека. Ли Хунчжан, генерал-губернатор провинции Чжили и крупный сановник при дворе богдыхана, которого называли китайским Бисмарком, обратил внимание на Сплингерда и помог ему получить должность таможенного чиновника в г. Сучжоу, где ему поручался также разбор тяжб между китайцами, монголами и тюрками. Таким образом, бельгиец сделался китайским мандарином, заведовал также городской оспопрививочной станцией и считался городским хирургом, так как научился у миссионеров делать простые операции. Он женился на китаянке, воспитаннице миссионеров, и имел трех сыновей и семь дочерей.

Среди китайского населения он пользовался репутацией справедливого и бескорыстного чиновника; после десятилетнего пребывания его в Сучжоу население поднесло ему парадный зонт с многочисленными лентами, на которых были написаны имена подносителей.

Сплингерд, как судья, хорошо знал китайские законы, а как наблюдатель, видевший почти весь Китай, кроме крайнего юга, был знаком с китайскими нравами и обычаями, со всем укладом жизни от простолюдина до мандарина. Он много рассказывал мне о своих наблюдениях, и в этой главе я передам кое-что, характеризующее Китай XIX века.