Виктор Шустиков - Футбол на всю жизнь

Пока на трибунах болельщики уверяли друг друга, что теперь–то автозаводцам не устоять, в раздевалке торпедовцев Георгий Жарков призывал товарищей к победе.

— Ребята, давайте постараемся, все отдадим за честь «Торпедо».

То ли от души шедший призыв взволновал ребят, то ли что другое, но после отдыха не армейцы, а наши пошли в атаку. Георгий Жарков сразу точнейшим пасом вывел на ударную позицию Пономарева, и тот без промедления, сильно пробил по воротам. Владимир Никаноров, вратарь армейцев, совершил бросок, но мяч ударился в штангу, отскочил в поле, и набежавший Василий Жарков (брат Георгия Ивановича) послал его в сетку. Торпедовцы еще трижды заставляли армейцев начинать с центра. И организатором и соучастником всех четырех комбинаций, приведших к взятию неприятельских ворот, был, по всеобщему мнению, Георгий Жарков.

Девиз, провозглашенный им когда–то, ветеран воплощал теперь в своей тренерской работе. Он действительно всего себя отдавал «Торпедо». Старался поднять дух команды, любовно сохранял московские традиции, много работал с людьми…

Но команда — это чрезвычайно тонкий механизм, и малейшая разладка какой–то части сразу нарушает его работу. А у нас разладка произошла в головной детали. Ушел не просто тренер — с Масловым мы утратили то, что нас всех объединяло, что делало нас не только партнерами, а друзьями–единомышленниками, беспредельно преданными своему клубу.

Еще раз хочу особо подчеркнуть, что лично к Георгию Ивановичу Жаркову ни у кого не было претензий ни как к человеку, ни как к тренеру. Наоборот, мы очень ценили его. Но человек не может менять свои тончайшие привязанности по приказу. Кто–то из ребят посчитал, что именно теперь настало время поискать себе лучшее место под солнцем. Кто–то счел себя вправе именно сейчас заявить об исключительности той роли, которую он играет в команде…

Трудно начинался для нас сезон шестьдесят второго года. Восемь торпедовцев в составе сборной улетели в Чили, где начинался очередной чемпионат мира. Георгий Иванович прилагал колоссальные усилия, чтобы «залатать дыры» и по возможности спасти дело. Он смело вводил в бой молодежь. Тогда появились в основном составе «Торпедо» В. Хомутов и И. Афанасьев в защите, Ю. Хромов в полузащите, А. Савушкин, М. Посуэло в линии атаки. Он вселял в нас, ветеранов, чувство уверенности и бодрость, которой нам иногда не хватало в те дни.

Первый матч чемпионата в нашей, второй, подгруппе. Выступали в Кутаиси против местных одноклубников — дебютантов высшей лиги. Переполненный до отказа стадион удивил даже нас, повидавших много стадионов, ажиотажем на трибунах. После разминки всегда спокойный, невозмутимый сибиряк Толя Глухотко поворачивает ко мне бледное лицо:

— Волнуюсь, Витя!

Видно, месяцы неразберихи, суеты и поисков дали себя знать. Я пытаюсь успокоить товарища, но чувствую, что и сам охвачен волнением.

Матч получился трудным. Мы его проиграли по всем статьям — 2:4. В газетах пытались это объяснить тем, что восемь игроков из основного состава играют в это время за океаном. Но могло ли это утешить тех, кто остался? Только доброта, удивительная мягкость Георгия Ивановича помогли нам быстро оправиться от первого поражения, и мы даже вошли в группу лидеров.

Вскоре вернулась домой сборная. Казалось, что с ними команда заиграет по–настоящему. Но, увы, настроение у ребят было плохое: нервное напряжение, испытанное в Чили. После каждой игры — особенно окончившейся неудачно — только и слышно было:

— Я уйду туда–то…

— Этот собирается туда–то…

Одним словом, мы вышли в финальную пульку, но бороться по–настоящему не могли и опустились еще на пять мест вниз.

Пришла глубокая осень, и в команде стало совсем неуютно: шесть боевых торпедовцев, верных игроков основного состава уходили из «Торпедо». Анатолий Глухотко и Николай Маношин — в ЦСКА, Геннадий Гусаров — в московское «Динамо», Слава Метревели — в тбилисское, Леонид Островский — в киевское. Команда, еще два года назад составлявшая гордость и надежду отечественного футбола, рассыпалась, как карточный домик. И никто не предпринял решающих действий, чтобы предотвратить это крушение.

Помню первый вечер, когда я приехал к себе домой после того, как узнал тяжелую весть. Достал альбом с фотографиями и вырезками из газет, на которых мы были запечатлены в момент чествования, в зените своей славы. Победы, звон мячей, влетающих в ворота соперников, восторг трибун, великолепие настоящей игры — все это теперь казалось далеким и нереальным, как сон.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

— Скорей, скорей одевайтесь, ребята, опоздаем на самолет, — уже в который раз предупреждает администратор команды, но его никто не слушает. Ребята обнимают и целуют друг друга, шумно вспоминая эпизоды только что закончившегося матча. Матча, который вернул нашу команду на пьедестал почета. Но мы никак не можем остудить свою радость и приводим в полное отчаяние нашего «доброго гения», администратора Георгия Валентиновича Каменского.

— Товарищи, товарищи, — вновь ввинчивается в общий гам его взволнованный голос, — самолет ждать не будет.

На аэродром мы и правда прикатили, когда все пассажиры рейса Одесса — Москва уже сидели на своих местах. Однако нас никто не ругал за задержку, наоборот, к нашему удивлению, экипаж воздушного лайнера выстроился у трапа и сердечно приветствовал нас возгласом:

— Слава чемпионам СССР!

Мы летели сквозь ночь. Молоденькая изящная стюардесса, проходя вдоль салона от кресла к креслу, предупреждала, что в Москве непогода.

Непогода?! Право, это было неточное слово. После тепла южного города, где несколько часов тому назад мы отыграли свой последний матч в чемпионате страны, столица встретила нас по–зимнему. Широкое летное поле Внуковского аэродрома было занесено снегом. Яростно, пронзительно выл ветер, и от его холодного, пронизывающего дыхания буквально некуда было спрятаться. Вокруг тишина и безлюдье. Только самолеты, словно стадо спящих мамонтов.

— Автобус к аэровокзалу будет? — Какой там автобус в половине третьего ночи, — сказала уставшим голосом стюардесса. И мы двинулись вперед, сквозь поземку, к сверкающей огнями громаде аэровокзала.

И вдруг медь оркестра. Море людей. Над головами плакаты: «Спасибо — «Торпедо». «Вы доказали силу автозаводского характера!» Тысячи голосов подхватывают песню:

Не страшны нам преграды и беды,Чист и ясен опять небосклон.И опять наша гордость — «Торпедо»,Нашей славной страны чемпион.

Стоим, слушаем и ничего не понимаем. Но вот кто–то узнал одного своего знакомого, кто–то другого…