Татьяна Киселева - Эвритмическая работа с Рудольфом Штейнером

Опять ты, жизнь, живой струёю льешься,

Приветствуешь вновь утро золотое! — во время этих строк медленно проделывать L,

Земля, ты вечно дивной остаешься;

И в эту ночь ты в сладостном покое

Дышала. — медленно проделывать E и потом раскрыть его.

Все целиком должно было производить впечатление медленного дыхания, не нужно было отвлекать внимание публики от говорящего Фауста, который сопровождал свою речь немногими выразительными жестами. Незабываемой для всех тех, кому посчастливилось это видеть, останется манера, в которой Р. Штейнер сам во время одной из репетиций произносил слова Фауста, сопровождая их жестами.

Представление гласных и согласных без размахивания руками и суетливости

Когда в 1915 году Элизабет Доллфус (впоследствии госпожа Бауман), одна из первых эвритмисток, показывала Р. Штейнеру стихотворения, над которыми она эвритмически работала, он заявил, что она делает слишком мало звуков, и сказал, что помимо всех гласных нужно эвритмизировать согласные — все согласные. На ее замечание, что это будет выглядеть как суетливое размахивание руками, Р. Штейнер возразил: это ни в коем случае не должно быть так, для этого нужно много заниматься.

Однако, суета и размахивание руками будут неизбежны, если эвритмист будет одинаково относиться ко всем гласным и согласным в составе слов на протяжении всего текста, не учитывая ценность, роль каждого отдельного звука в общем контексте. Естественно, при эвритмизировании, как и при нормальной речи или чтении взрослого человека, недопустимо прибегать к замедлению речи. С помощью больших или маленьких, медленных или быстрых эвритмических жестов звуки должны безмолвно произноситься, каждый по — своему, в зависимости от своего значения и особой роли в слове и в словосочетании — так же, как во время декламирования или рецитации. Иначе эвритмия не будет настоящей видимой речью.

Быстрый темп (особенно в отношении текстов, где речь идет о маленьких, изящных штучках, о чем — то проносящемся мимо и т. д.) можно выразить маленькими движениями кистей рук или едва заметными, полными фантазии, но не произвольными, движениями пальцев.

Указания относительно пальцев

Я хочу упомянуть еще лишь об одном. В то время Р. Штейнер обращал наше внимание на то, что нужно очень осторожно относиться к движениям пальцев. Нужно выполнять лишь те движения, которые полностью находятся под контролем сознания. Вот одно положение пальцев, данное Р. Штейнером: "возвещение — правая рука вверху в жесте I, направлена немного вперед, пальцы открыты в А между 3‑м и 4‑м. Я должна была выполнять этот жест при словах из Евангелия от Луки (2‑я глава, стих 10): "Не бойтесь; я возвещаю вам великую радость…", и, стоя на сцене, сама произносить текст. Ангелы вокруг меня — маленькие дети — эвритмизировали слова.

1919:В турне

Теперь я перехожу к описанию начавшегося в 1919 году нового этапа в жизни эвритмии: публичным выступлениям. В первые годы Р. Штейнер принимал участие в эвритмических турне. Перед каждым представлением, стоя на сцене перед занавесом, он читал короткую вводную лекцию, знакомившую публику с источником, художественными средствами и целью эвритмии. На протяжении всей программы Мария Штейнер рецитировала из ложи на авансцене. Публика встречала нас по — разному. В городах, не подверженных влиянию целенаправленной обработки, почти всегда нам оказывали теплый прием и проявляли интерес к эвритмии, наше искусство воспринималось с открытым сердцем и вызывало восхищение. Но случалось и так, что из города в город нас преследовали газетные критики определенного склада или нанятые нашими противниками группы скандалистов (которых, казалось, предвосхитил Кристиан Моргенштерн в своей юмореске "Свистки" и "нервные дамы", которые симулировали во время представления истерический смех и конвульсии. Одна из самых сильных, хорошо подготовленных атак была организована против нас в городском театре Франкфурта. Некие подозрительные личности распространяли у входа и в залах театра листовки, призывающие зрителей принять участие в протесте против представления. Работники сцены, которые здесь, как и везде, были на нашей стороне, предупредили нас о готовящемся грандиозном скандале, и показали нам потайные двери и выходы. Они считали, что нам угрожает опасность и нас могут побить, если представление будет сорвано или если даже мы доведем его до конца, а потом покажемся у центрального входа. Первая часть представления проходила в атмосфере зловещего молчания, никто не решался каким бы ни было образом продемонстрировать одобрение; немногочисленные члены Антропософского общества, находившиеся в зале, тоже не осмеливались на это. То было затишье перед надвигающейся бурей. Она разразилась во второй части: зал наполнился свистом, хохотом, истерическими стонами. Время от времени поднимался такой ужасный шум, что Мария Штейнер не могла рецитировать. Она передала нам, что нужно быть непоколебимыми, выдержать это и довести представление до конца. Каждый раз, когда зрители до определенной степени успокаивались, Мария Штейнер произносила название следующего стихотворения сильным, звенящим голосом.

Мы снова появлялись на сцене и эвритмизировали один за другим наши номера с совершенно особым, все усиливающимся вдохновением. Я часто с радостью вспоминаю, с каким энтузиазмом я исполняла роль скачущего по миру поэта, которого преследует злая, лающая собачонка, стремящаяся разорвать на куски его одежду, но который смело продолжает свое путешествие. При этом Мария Штейнер необычайно бодро рецитировала стихотворение "Ворчун" ("Шавки") Гете. Тогда публика даже на несколько минут притихла, с любопытством наблюдая за развитием ситуации, которую Гете изобразил еще несколько веков назад и которая была так похожа на происходящее. В конце стихотворения и во время безмолвного послетакта зал зашумел еще сильнее. Но теперь уже можно было различить все нарастающие одобрительные аплодисменты и выкрики "Браво!" В конце концов, дошло до того, что в зрительном зале началось противостояние двух партий: наших противников и наших сторонников, и вскоре выяснилось, что вторая партия сильнее. Группу свистящих господ и "нервных дам" выдворили из зала. Выступление продолжалось почти без помех, и даже под аплодисменты публики, к большому удовольствию симпатизирующих нам зрителей и собравшихся за кулисами работников сцены. Несмотря на успех, нас все же вывели через черный ход, который вел в темные переулки за театром. Мария Штейнер, которая так героически вынесла этот напор, после последнего номера, вызвавшего бурные аплодисменты, вышла к нам на сцену. Она была оживлена и радостно взволнованна, мы же гордились ею и самими собой, радуясь, что вместе с ней выиграли эту битву.