Гарольд Лэмб - Карл Великий. Основатель империи Каролингов

Между тем Карл впитывал знания на слух, потому что ему было трудно собирать их по крохам из писаного текста с тонкой вязью букв и туманным смыслом. Если бы буквы были разборчивыми, а смысл ясен, это было бы нетрудно.

Слушая рассказы ученого из Монте-Кассино, бывшего школьным учителем в Йорке, Карл ощущал гордость и ликование. Он припомнил, что его предок Арнульф, хоть и носил прозвище Орла-Волка, в действительности был решительным и смелым епископом в городе Меце. Несомненно, этот предок творил деяния более удивительные, чем очередная находка кольца в животе рыбы. Он даже мог бы сотворить небольшое чудо.

Стремясь воздать должное своему выдающемуся предку, Карл подал голос и рассказал, что в царствование прославленного Дагоберта Арнульф был в действительности тем, кого все почитали.

– Когда мой предок архиепископ Арнульф пожелал забыть про свое достоинство епископа и отправиться в глушь, сам король Дагоберт вместе с королевой со слезами на глазах умоляли его не разлучаться с ними. И все жители Австразии, хромые, и слепые, и сироты, и вдовы, собрались в Меце у городских ворот и страдальческими голосами молили Арнульфа о том, чтобы он не покидал их, отправляясь в глушь. Но Арнульф мягко напомнил им, чтобы они сохраняли веру в Бога и что Лазарь, каким бы жалким и ничтожным он ни стал, все же был принят ангелами в лоно Авраамово.

Теперь люди начали скорбеть, а Арнульф собирался в путь, когда Господь совершил удивительное деяние в городе Меце. В какой-то степени это можно было бы назвать чудом. В ночь перед тем, как Арнульфу уехать, в амбаре в Меце вспыхнул пожар. Жители сбежались на пожар, но не могли его потушить. В тот самый час у городских ворот ждали лошади, чтобы увезти Арнульфа. «Нет, – заявил Арнульф, – отвезите меня на этот пожар».

Так они и сделали. Все встали на колени, когда Арнульф поднял знамя с вышитым большим крестом. Он поднял это знамя высоко, к самым языкам огня, которые моментально опали. Тогда Арнульф вместе с людьми запел утреннюю молитву, и он отправился спать, не помышляя больше о том, чтобы покинуть город Мец.

У Карла потеплело на душе, когда он увидел мягкую улыбку на лице Алкуина после рассказанной истории и своих собственных маленьких детей, сидевших у очага и не отрывавших от него глаз. Так живо он рассказывал, и в его голосе слышался смех. Ему это доставило удовольствие больше, чем кому бы то ни было. Он не дошел своим мальчишеским умом до того, что рассказал им о вещах, причиной которых он хотел бы быть сам.

Но Карл знал, что не способен на чудеса. И хотя в том году он окружил большим почетом детей Хильдегарды, Карл понимал, что ему никогда не стать великим королем.

У своих очагов его вассалы, сопровождавшие короля в Рим, рассказывали своим слушателям о том, как Карл триумфально правил в Риме. В придорожных постоялых дворах в этой скованной зимой стране паломники рассказывали, как им довелось лицезреть проезжавшего мимо великого короля. В монастырских библиотеках при свете, падающем из окон – свечи запрещалось зажигать рядом с драгоценным пергаментом, – монахи записывали то, что им приходилось слышать о Карле Великом. На юге, в Аквитании, куда Карл больше не ездил, провансальцы и гасконцы на своем жеманном языке интересовались, где может пребывать Шарлемань.

Глава 5

АЛКУИН И ВОЗРОЖДЕНИЕ УМОВ

Учитель Алкуин находил много удивительного в соловье.

– Такое маленькое серенькое тельце, – заметил он, – и такое крошечное горлышко. Но какая гармония в голосе! Всю ночь звучит для меня его музыка, и, когда я замечаю, сколько в этом миниатюрном создании грации и изящества, я забываю про небесный хор ангелов, воздающий непрерывную хвалу Господу.

Как спокойный учитель из Йорка не жалел труда, чтобы изучить певчую птицу – а он не меньше восхищался и кукушкой, предвещающей весну, – так он совершенно естественно приписывал ее редкий голос щедрости Создателя. Болезненный, достигший среднего возраста Алкуин не мог притворяться. Его благоговение было инстинктивным; его стихи были одной долгой молитвой; этот человек сам наслаждался жизнью, как в другую эпоху делал это Франциск Ассизский.

Он встречал горе с высоко поднятой головой и обходился без официальных утешительных фраз. Когда Алкуин обнаруживал пропажу какого-то особенного соловья, ночного собеседника и товарища, он говорил: «Тот, кто украл тебя из этого ракитника, завидовал моему счастью». Алкуин легко относился к тяготам северной зимы, так описывая ее: «Время для пиров, семейной жизни и спокойного отдыха». Он любил прозрачное вино, возбуждающую беседу и прогулки по пастбищам, и в этом его вкусы совпадали со вкусами короля франков. Хильдегарду он называл «любимой королевой».

Едва Алкуин стал наставником Шарлеманя, как почти сразу же разум и мысли учителя из Йорка повлияли на события во Франкском государстве.

Хорошо теперь говорить о Карле, сыне Пипина, как о Шарлемане. Так прозвали его народы Запада в память о его великих деяниях. Для большинства же людей он по-прежнему оставался королем Карлом, правда некоторым образом отличавшимся от своего отца и других правителей варварских государств. Этот Шарлемань расхаживал среди них в своей грубой фризской тунике и штанах; слушая их шутки, он разражался смехом и дергал при этом ушами; узнав об их преступлениях, он раздувал ноздри и кипел от бешенства. Его суверенная власть, возможно, и исходила только от его осанистой фигуры, но в его присутствии люди чувствовали, как в них просыпается надежда.

Павел Диакон, из знатной лангобардской семьи, тосковавший по своей южной стране и Монте-Кассино, говорил о «спокойной силе нашего верховного повелителя».

В то время как Павел ощущал себя пленником, Алкуин получал удовольствие от своей задачи по обучению полного энтузиазма Карла. Однако мягкий и вежливый учитель вовсе не был близок по духу своему ученику и повелителю. Алкуин упрямо отказывался разговаривать на германском диалекте рейнских областей, считая, что он приемлем лишь для тех, кто желает помолиться и не знает другого языка. Практичному складу ума Шарлеманя он противопоставил кельтскую причудливость и фантастичность. Также он ни за что не соглашался, невзирая на настойчивые уговоры короля, впредь сопровождать вооруженную армию в походах. Алкуин говорил, что его слабое тело не приспособлено для лошадиной спины.

– Но ты же мне сам читал о том, – возражал король, – как царица Савская совершила путешествие к царю Соломону?

– Да, она прибыла в город Иерусалим и многому там дивилась. Но она не последовала за ним в поход против филистимлян.

Обычно ответы Алкуина удовлетворяли жадную любознательность могучего франка. Долгие часы, проведенные ночью в седле, вызвали у Шарлеманя интерес к поведению звезд. (В отсутствие компаса, часов и карт франки пользовались звездами как указателями направления и определяли по ним время.) Почему все группы звезд оборачиваются вокруг одной-единственной, которая зовется Полярной, из созвездия Большой Медведицы? Почему Сириус виден только у линии горизонта, вблизи от Рима? Какая сила вызывает движение звезд, удерживая их в определенных точках?