Владимир Трибуц - Балтийцы сражаются

Для обеспечения порядка при посадке людей на транспорты был назначен комендант из командиров штаба флота, в помощь ему выделялась группа командиров отдела военных сообщений. На случай нарушения линейной связи коменданты имели в своем распоряжении мотоциклистов.

Первые части подошли к гаваням около 23 часов. Погрузка производилась быстро и организованно.

Около четырех часов 28 августа начальник штаба флота контрадмирал Ю. А. Пантелеев доложил, что посадка во всех гаванях и на пристанях окончена. Корабли и транспорты приняли более двадцати трех тысяч человек. Если кто-то еще оставался на берегу, то это были одиночки или небольшие группы, которым предстояло идти по тылам врага в надежде где-либо перейти линию фронта.

В течение всей этой ночи шел мелкий предосенний дождь. Члены Военного совета флота находились на своем командном пункте в землянке Минной гавани Таллина. Мы внимательно следили за тем, как выполняется принятое нами решение об отходе войск, их погрузка.

Перед нашими глазами на пристани проходили колонны, у людей был усталый вид, но шаг тверд, суровые лица оставались спокойными, ни тени растерянности, никакой паники.

Я стоял на пристани в Минной гавани и думал: "Мы вернемся к тебе, Таллин! Мы обязательно вернемся!"

Прорыв

Отвлекаясь от основной нити воспоминаний, отмечу: некоторые историки ныне утверждают, что командование флота переоценивало опасность появления на пути прорыва надводных и подводных сил противника. Несомненно, переоценка возможностей врага опасна, но, по-моему, еще более опасна их недооценка. Любой исследователь, если он хочет быть объективным, должен считаться с тем фактом, что командование флота совершенно не располагало данными о намерениях противника. Мы не знали, решится он или нет на форсирование нашей минно-артиллерийской позиции, расположенной в устье Финского залива. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы - торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли. Так оно и случилось.

Из неверных посылок делается неверный вывод:

"Переоценка угрозы появления надводных сил противника привела к отказу от использования северного фарватера, свободного от мин... Следовало маршрут перехода наметить на 7 - 10 миль севернее"{10}.

Но сделать это было нельзя. Ширина залива между мысом Юминда и маяком Каллбодагрунд около 20 морских миль. Маршрут прорыва проходил по середине залива примерно на равном расстоянии как от мыса Юминда, так и от южной кромки финских шхер. Перенеся генеральный курс на 7 - 10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер...

Скорее можно говорить, как о более выгодном варианте, о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения. В июле - августе здесь было интенсивное движение, и мы вначале считали наиболее вероятным маршрутом нашего прорыва именно этот путь, хотя в навигационном отношении он весьма сложен. За него говорило прежде всего то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях и лишь один из них был потоплен. Однако этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный совет Северо-Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый, вне досягаемости береговой артиллерии противника.

Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками в нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мы не знали, из чего исходил главком, отдавая свой приказ. Не подтащил ли противник к Кунде береговую артиллерию настолько сильную, что она не пропустила бы ни одного нашего судна? Мы могли думать все что угодно; штаб же направления располагал более достоверными сведениями. Во-вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно-то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав, приказ есть приказ, его нужно выполнять. К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения...

Таким образом, оставался единственный путь - главный фарватер по центру залива. Мы знали, что он небезопасен. Только в августе здесь на участке Кэри Вайндло (средняя часть Финского залива) погибло около десятка боевых кораблей и транспортов. Навигационные особенности (банки, мели, острова) дают возможность плавать в Финском заливе строго по определенным направлениям, которые в силу знания географии Балтики были хорошо известны противнику. Поэтому для засорения минами наших коммуникаций он имел идеальные условия. Этому способствовало и наличие многих шхерных фарватеров, выходящих на основную коммуникацию.

Если врагу многое сопутствовало, то для нас, наоборот, условия оказались в высшей мере неблагоприятными. Прежде всего, не было уверенности в том, что переход будет обеспечен авиационным прикрытием. Быстрое продвижение фашистских войск вынуждало нашу авиацию перебазироваться все дальше на восток. Открытое небо создавало возможности для крупных потерь. Вторая беда - недостаток сторожевых кораблей и катеров. Мы не могли организовать сплошную оборонительную линию вдоль основной коммуникации Кронштадт - Таллин, у нас не хватало сил даже для того, чтобы систематически вести контрольное траление. Имеющиеся десять базовых тральщиков в августе были заняты встречей в море и проводкой из базы и обратно подводных лодок; они же доставляли горючее и бомбы на Сарема для минно-торпедной авиации, наносившей удары по Берлину.

Вот моя запись за 24 августа:

"... Базовые тральщики 205, 210, 217 с авиабомбами в охранении морских охотников шли из Кронштадта на Сарема. Адмирал И. С. Исаков и передал приказ наркома: доставить на Сарема еще 600 тонн бензина, 100 бомб по 1000 килограммов, 200 бомб по 500 и 2000 мелких бомб... "

Где уж тут было использовать тральщики для траления фарватера!

И во время самого прорыва сказался недостаток тральщиков. Мы вынуждены были планировать движение одной кильватерной колонной, растянувшись на несколько десятков миль... Это означало, что корабли не смогут прикрыть зенитным огнем каждый транспорт, что миноносцы с их слабой зенитной артиллерией во время вражеского удара с воздуха не смогут маневрировать. К тому же фарватер не был обвехован, да ночью его границы и с вехами едва ли удалось бы увидеть.

При построении боевого и походного порядка кораблей мы исходили также из необходимости защиты транспортов от ударов с воздуха. До 27 августа была надежда, что наши истребители, базировавшиеся на Липово (самый западный аэродром флота на территории Ленинградской области, северная часть Кургальского полуострова), сумеют защитить с воздуха корабли в центральной части залива от Таллина до Гогланда и дальше до Кронштадта.