Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2 - Иван Дмитриевич Путилин
— Так... так где же мой сын, ваше превосходительство? — с ужасом прошептал он.
— Вот для того, чтобы узнать это, я и приехал к вам в Варшаву. Как видите, ваше сиятельство, моя профессия не всегда заслуживает такого обидно-пренебрежительного отношения, каким вы одарили ее.
Граф, взволнованный, подошел к Путилину.
— Простите меня. Вы, как умный человек, отлично поймете чувства, которые обуревали меня. Я против этого брака. Кто может осудить меня за это? Разве не каждый отец относится ревниво к своему детищу?
— Простите, граф, теперь нам некогда говорить об этом, надо спасать вашего сына.
— Да-да! — рванулся польский магнат к своему врагу — начальнику русской сыскной полиции. — Теперь и я вас умоляю, спасите Болеслава! Я весь к вашим услугам. Угодно переехать из гостиницы в мой замок? Распоряжайтесь, как вам угодно.
— Благодарю вас, но как раз этого не надо делать. Если вам угодно, чтобы я спас вашего сына, — если только это не поздно, — я вас попрошу держать мой приезд в Варшаву в полной тайне. Я буду являться к вам, когда мне потребуется. Мой пароль: «Рго Christo morior» — «Умираю за Христа».
Путилин, сопровождаемый графом, направился к двери. В ту секунду, когда он взялся за дверную ручку, послышался голос:
— Libertas, serenissime?[3]
— Amen! — ответил граф. — Аминь!
Мгновенным движением Путилин прикрыл рукой свой орден.
Дверь отворилась, и на пороге показался упитанный патер, который громко по-польски обратился к магнату:
— Имею высокое счастье откланяться вашему ясновельможному сиятельству...
Глава 4
ТАЙНЫЙ ТРИБУНАЛ СВЯТЫХ ОТЦОВ
Смертный приговор
Низкая сырая комната со сводчатым потолком тонула в полумраке. В этой тьме скрывались очертания каких-то странных, непонятных предметов: высокой лестницы, жерновов, жаровен, колодок. Чем-то бесконечно унылым, страшным веяло от всей обстановки этого непонятного помещения.
Колеблющийся свет длинных толстых свечей, вставленных в высокие канделябры, бросал багровые блики на каменные стены, сводчатый потолок, с которого порой сбегали капли воды и падали со стуком на плиты комнаты.
За длинным столом, на котором горели эти странные свечи, сидело семь человек, все с характерными лицами иезуитов в обычных сутанах.
— Итак, — начал сидевший посередине стола высокий худощавый человек в фиолетовой сутане, к которому особенно почтительно относились остальные присутствовавшие, — сегодня нам предстоит, святые отцы, постановить окончательный приговор по делу молодого безумца.
— Так, так, — послышался ответ заседающих.
— Вы, конечно, все осведомлены о причине нашего конклава в этом печальном, но необходимом для пользы святой церкви месте? Вам известно со слов тайного донесения достопочтенного духовника графов Ржевусских о преступлении молодого графа? Bene. Теперь, стало быть, мы можем начать совещание. Я ставлю два вопроса: виновен ли безумец в преступлении, которое он собирается совершить, и если виновен, то к какому наказанию он за это должен быть присужден? Ваши аргументы, святые отцы.
— Виновен... Виновен... Виновен... — раздались голоса.
— Более мотивированно.
— Переход в лоно проклятой православной церкви... Поношение святой католической... Издевательства и насмешки над нами, скромными ее служителями. Это — maxima culpa[4], это измена Христу.
— И, взвесив все это, какое наказание?
Минуту в комнате со сводчатым потолком царило молчание.
— Mors... Смерть! — погребальным эхом пронеслось по помещению.
— Sic! Так. Но все это было против обвиняемого, не найдется ли голос и за него?
— Прошу благословения святых отцов, но я думаю, это наказание не соответствует преступлению, которое юноша собирается совершить.
— Как?! — в один голос воскликнули заседающие.
— Виноват, я не так сформулировал свою мысль, — смутился престарелый служитель. — Я хотел сказать, что тут молодость... Любовь... Легкомыслие... кроме того, ради высокочтимого графа Сигизмунда Ржевусского нам бы следовало пощадить жизнь его единственного сына. Он оказывал столько услуг нашей святой церкви.
— Ваши ответы? — обратился к святым отцам председательствующий.
— Отдавая должное любвеобильному сердцу моего сослужителя во Христе, я считаю, однако, необходимым резко разойтись с ним во мнениях, и вот по каким причинам, — послышался елейносладкий голос доносчика-предателя, исповедника N-ского костела. — Во-первых, в то политически смутное время, которое мы переживаем, нам нужны верные католики, а не перебежчики-ренегаты. Если сегодня ради прекрасных глаз москальки обвиняемый готов переменить религию, то... поручитесь ли вы, святые отцы, что завтра ради еще более прекрасной наружности новой еретички он не променяет и свою политическую веру, свои убеждения? Где же наш политический патриотизм?
— Верно, верно, — прокатилось под мрачными сводами.
— Я продолжаю. Во-вторых, допустим, юноша раскается... Ужас объял его душу... Он будет просить о помиловании, но... Откуда мы его выпустим? Это вы приняли в соображение? Разве это наше тайное прибежище под Вислой, где мы укрепляем веру и тайно собираемся для важнейших решений, уже не должно составлять величайшего секрета для наших врагов? А если выпущенный безумец граф предаст нас? В таком случае для чего было изобретать название «Unum est hoc iter ad mortem»[5]?
— Верно, верно! Смерть, смерть! — послышались теперь уже возбужденные голоса.
— Но какая?
— Я полагал бы... Мы думали бы... поцелуй бронзовой Девы!
Тот, кто заступился за обвиняемого, в ужасе закрыл лицо руками.
— Это чересчур жестоко... — еле слышно вылетело из-под капюшона.
— Приведите сюда обвиняемого! — бесстрастно отдал приказ старший из судей.
Прошло несколько минут. Где-то послышался резкий скрип двери, раздались гулкие шаги по каменным плитам перехода. Дверь в судилище распахнулась, и на пороге появилась высокая стройная фигура молодого человека.
— Потрудитесь приблизиться к столу, граф Болеслав Ржевусский! — сурово проговорил иезуит в фиолетовой рясе.
Голова молодого человека гордо откинулась назад, в глазах засверкало бешенство. Он сделал несколько шагов по направлению к своим судьям и резко спросил:
— Кто вы? На каком основании и по какому праву вы смеете мне приказывать? Честное слово, я начинаю думать, что имею дело с бандой каких-то негодяев!
— Вы слышите? — прошептал настоятель N-ского костела.
— Меня обманным путем по подложной записке залучают в пустынное место, хватают, везут и, точно преступника, заключают в каземат какого-то проклятого подземелья. Что вам надо от меня? Что должна означать вся эта подлая комедия? Если вам угодно денег, выкупа, извольте. Я вам их дам, подавитесь проклятым золотом, но потрудитесь немедленно меня освободить!
— Вы спрашиваете, кто мы. Мы — тайный трибунал, охраняющий высшие интересы святой церкви, — еще
