Импрессионисты: до и после - Игорь Викторович Долгополов
Меру тоски Ван Гога можно ныне определить по его многолетней переписке с братом Тео.
Тулуз-Лотрек говорил о себе и об искусстве: «Вы ничего не знаете и никогда не узнаете, вы знаете и узнаете только то, что вам захотят показать!»
Но ведь картины внешне немы…И можно лишь догадываться о многом, происходившем за пределами холста.
И, однако, есть путь для более полного осмысления произведения искусства, а значит, и для более широкого и осознанного приобщения к миру прекрасного.
Казалось, что может быть яснее и понятнее серафической прозрачности шедевра, предстающего перед нашим взором?
Картина…Строго ограниченная рамой, помогающей сфокусировать внимание, и показывающей нам границу обозреваемого фрагмента жизни. Затем сама живопись большого художника говорит с тобою предельно четким и доступным языком пластики и цвета. Всей этой задаче любой крупный мастер подчиняет композицию, колорит, рисунок. В них звучит как бы сама душа живописца. Как будто все, все обнажено, раскрыто перед зрителем…
Однако сколько скрыто от глаз в этом столь близком и относительно тонком слое краски, нанесенной на холст или доску!
Поверьте, что самым продолжительным рассматриванием знаменитейших шедевров мировой или отечественной живописи вы не получите даже половины того восторга ощущения прекрасного, если не будете заранее знать хотя бы пунктирно историю рождения картины, времени, в котором работал мастер.
Нередко в сюжете картины заложена аллегория, либо древний миф или легенда, иногда то или иное полотно есть суть метафора, которую не так легко расшифровать. Словом, искусство, чем оно значительнее, тем оно несет в себе ассоциативную сложность, а если говорить проще, тайну.
Ведь само понятие «остановленное мгновение, превращенное в вечность» есть суть колдовство. Ибо как назвать иначе слезу, застывшую на щеке прелестной женщины, ставшую навсегда жемчужиной. А ведь это сотворил художник…
Давно, давно ушел из жизни Ван Гог. Но его подсолнечники, словно раскаленное солнце, еще много столетий будут поражать людей как символ радости бытия.
Задумайтесь. Эти дивные цветы написал один из самых обездоленных и несчастных людей планеты. Но он победил горе и воспел красоту жизни.
Не зная его судьбу, нельзя полной мерой оценить и понять меру его подвига. Надо, надо, любя искусство, изучать его во всех ипостасях. Лишь тогда картина раскроется перед вами полностью. Станет еще более понятной. И вы услышите, вдохнете гул и аромат эпохи, познакомитесь ближе с самим художником.
Винсента захватил Париж – вечная круговерть живых и пестрых впечатлений. Столица пленэра, только недавно пережившая бунт импрессионистов, увлекательна, заманчива. Он встречал зори на Монмартре. Писал в Булонском лесу. Бродил по городу. Ночь. Ван Гог идет по набережным Сены. За ним по воде бежит лунная дорожка.
Огромной темной глыбой встал перед ним Нотр-Дам. Ситэ. Остров, где каменной легендой застыл собор средних веков.
Перед Винсентом вдруг ожило время. Он подошел ближе к храму. Каменные химеры будто раскрыли зловещие пасти и глядели со своей недосягаемой высоты…
Ван Гог вздрогнул. Ему показалось, что собор двинулся и поплыл, как древний фрегат, мимо него в века. В этот миг Винсент с какой-то пронзительной ясностью ощутил свою малость, ничтожность усилий, которые он прилагает, чтобы покорить искусство.
Луна зашла за тучу.
Исчезла бегущая дорожка мерцающей воды.
Ван Гог засмеялся…
«Нет, – подумал он, – я рано сдаюсь. Надо бороться, бороться до конца. И тогда люди запомнят тебя, твои создания, твою любовь к ним».
Ветер прогнал тучу, и лунный свет опять как будто сдвинул с места собор. Но Винсент уже поборол испуг. Он приехал в Париж, чтобы победить мещан, салонную богему, тупых и хитрых маршанов. Покорить этот великий город. Что ему тени прошлого? Перед ним – завтра. И он шагает туда. Раньше других.
«Мне нужна только победа», – громко сказал Ван Гог. Гулкое эхо в ночной тишине принесло слова обратно.
«Беда», – услыхал Винсент.
«Ах, эти старые храмы, – всегда вокруг них витают призраки».
Порыв холодного ветра сорвал шляпу, и Винсент побежал за ней. Вмиг пропала напряженность. Встречный мужчина в длинном плаще поймал шляпу и со смехом вручил ему.
– Не теряйте голову, пригодится, – пробасил он.
– Спасибо, – ответил Ван Гог.
Винсент остановился. Луна четко обрисовала Париж, громаду домов, шпилей, куполов… Художник поглядел на черные тела барж, похожих на огромных спящих рыб. В эту торжественную летнюю ночь он наконец поверил по-настоящему в свои силы и в свое призвание.
Происходит парижское свидание, которое войдет в жизнь мастера и приведет со временем к трагедии.
Ван Гог и Гоген…
Два апостола новой живописи узнали друг друга в 1887 году.
Винсент был сражен мощью, талантом и судьбою живописца Гогена, бросившего в тридцать пять лет жизнь буржуа и сменившего фрак на блузу художника…Париж все же утомлял и расшатывал без того слабое здоровье Ван Гога. Он стал невыносим.
Тео с горечью пишет сестре:
«В нем уживаются как бы два человека: один – на редкость одаренный, чуткий, добрый, другой – эгоистичный и жестокий. Конечно, он сам себе враг, потому что отравляет жизнь не только другим, но и самому себе».
Кризис назревал. Кредит у папаши Танги – продавца картин, дававшего Ван Гогу краски под его будущие полотна, – закрыт. «Тамбурин» – полукафе-полупритон – со своей вальяжной хозяйкой обанкротился, и с молотка вместе с обстановкой пошли и картины Винсента по одному франку за десяток полотен.
Кстати, эти же холсты через четверть века могли бы быть проданы за несколько миллионов франков…
Но это в будущем.
А пока Париж опостылел художнику, он мечтал об отъезде. Куда?
Арль…
Вот где можно «померяться кистью с солнцем». И опять у Ван Гога ощущение:
«Иду в пламя…»
Никто не знал, что будущий великий художник уже носил в душе зародыш нового: еще невиданный по энергии и пластике цвет. Его голгофа была впереди, и он, предчувствуя беду, все равно шел ей навстречу, высоко подняв скуластое лицо. Его узкие глаза лихорадочно блестели.
Прощай, Париж!
Прощайте, блестящие Салоны, великолепные ателье – все, все, созданное не для него. До скорого свидания, серое парижское небо, любимый Лувр, свинцовая Сена, угрюмый Нотр-Дам…
Арль встретил Ван Гога зимней стужей. Дул ледяной мистраль, толстый слой снега покрывал городок. Кто мог подумать, что это «столица солнца»? Голубые обледенелые горы обступили Арль, и Винсенту показалось, что он видит…японскую гравюру.
Как ужасен зтот мороз! Влажный ветер делал холод невыносимым. Ван Гог мечтал о тепле, весне. Ах, Прованс, ты зло подшутил над художником! Но, как говорится, всему приходит конец.
