Виктор Шендерович - Изюм из булки
Пляж в Пярну летом восемьдесят второго года — место и время самого потрясающего успеха, который я когда-либо видел своими глазами…
Хазанов (продолжение)
…Вода стояла стеной, но публика не расходилась, и Хазанов; вышел на сцену. Ему построили бесполезный навесик с микрофоном на стойке, — но что делать под навесиком артисту эстрады? Хазановский костюм мгновенно потемнел; Гена метался от края к краю по подмосткам размером с футбольное поле; микрофон начал бить током, и Гена замотал его стебель носовым платком.
Потом на сцену со своими листками вышел я. Прежде чем я успел открыть рот, листки с текстом превратились в бумажную кашу. Надо было продержаться до конца хазановского антракта, и я начал судорожно вспоминать собственный текст, благо пишу недлинно.
Певческое поле, где происходило дело, вмещало восемь тысяч человек, и смех доходил до меня в три приема: сначала из первых рядов, потом из темноты в глубине. Когда, переждав вторую волну реакции, я начинал говорить снова, меня накрывала третья волна — пришедшая уже откуда-то совсем издалека.
Потом началось второе отделение. Тропический ливень не прекращался. Хазанов, как боцман во время шторма, управлялся с этим стонущим от смеха кораблем. После нескольких номеров на бис, мокрый и изможденный, он наконец покинул палубу, и пассажиров немедленно смыло.
Потом был Барнаул. Пятитысячный ледовый Дворец спорта, забитый под завязку. В первых рядах сидел обком — эти лица видно невооруженным глазом за километр, и в любом регионе — это одни и те же лица. Все первое отделение, стоя у дырочки в заднике, я любовался теткой с партийной «плетенкой» на голове, сидевшей прямо по центру. Презрительно поджав губы, она покачивала головой: какая пошлость, как не стыдно! И так — два часа.
Билеты на концерт, где, по случаю перестройки, уже говорили гадости про партию, в обкоме еще выдавали бесплатно, и не попользоваться напоследок халявой они не могли. Страдали, а наслаждались.
Времена были замечательные: при звукосочетании «ЦК КПСС» в зале начиналась смеховая истерика, ставропольский акцент сгибал людей впополам…
Счастливое единство артиста и народа вскоре перешло в новое качество: на сцену, прямо во время номера, выполз трудящийся с початой бутылкой водки и бутербродом. Он радостно воскликнул «Генаша!» и полез лобызаться.
Что делает в такой ситуации нормальный человек? Вызывает милицию или дает в глаз сам. Что делает эстрадный артист? Включает чудовище в предлагаемые обстоятельства. И Хазанов присел на корточки и начал с трудящимся разговаривать, превращая это стихийное бедствие в номер программы. Зал подыхал от смеха.
Лицом Хазанова, когда он вышел со сцены, можно было пугать детей. Проходя мимо меня, он выдохнул:
— Это не имеет отношения к театру. Это коррида. Потом на сцену вышел я со своими листочками. Ливня не было, было хуже. На шестой минуте моего выступления в зале, ряду в девятом, открыл глаза внеочередной гегемон, кармический брат того, с бутербродом. Некоторое время перед этим гегемон дремал, потому что было уже два часа пополудни воскресенья, а забываться он начал с пятницы.
Открыв глаза, гегемон обнаружил на сцене вовсе не того еврея, за которого заплатил двадцать пять рублей. Он понял, что его надули, встал и, обратившись ко мне, громко сказал:
— Уйди!
Хорошо помню полуобморочное состояние, наступившее в ту же секунду. Такой контакт с народом случился у меня впервые, и, признаться, я был к нему не готов. Готов был Хазанов. Выйдя на сцену после антракта, он первым делом поинтересовался у публики:
— А кто это сейчас кричал?
Публика, предчувствуя номер сверх программы, немедленно гегемона заложила: вот он, вот этот!
— Встаньте, пожалуйста, — попросил Хазанов. И тот встал!
— Вы постойте, — попросил Гена, —а я вам расскажу историю.
История, рассказанная Хазановым
В одном немецком театре шел «Ричард Третий»:
— Коня! Полцарства за коня!
— А осел не подойдет? — громко поинтересовался вдруг какой-то остроумец из публики.
«Ричард» ненадолго вышел из образа и, рассмотрев человека в партере, согласился:
— Подойдет. Идите сюда…
Хазанов (окончание)
Барнаульский зал грохнул смехом (как грохнул, полагаю, и тот немецкий), и Гена, схарчив гегемона живьем, продолжил программу…
Мы с ним путешествовали и дружили шесть лет. Потом наши профессиональные пути разошлись; потом разошлись пути человеческие… Но об этом я ни писать, ни вспоминать не хочу. А те шесть лет были для меня и огромной школой, и радостью.
Лидеры
Осень восемьдесят девятого, совхоз под Ленинградом. До выступления перед тружениками села нас решили познакомить с жизнью коров.
И вот — огромное, на полторы тыщи голов, коровье гетто, жуткая вонь, тоскливое мычание… Экскурсию ведет парторг совхоза, сыплет цифрами удоев… Наконец, наглядевшись на обтянутые кожей скелетины, я неосторожно интересуюсь: а как их кормят? И как вообще организовано это питание?
Тут парторг мне застенчиво так отвечает:
— Там есть корова-лидер.
— То есть? — не понял я.
— Ну-у… — Парторг помедлил, не зная, как еще объяснить, и наконец решился. — Она всех от кормушки отталкивает и жрет сама.
С тех пор я знаю, что такое лидер.
Серпом по молоту
Много лет спустя один мой приятель увидел на сельпо объявление о грядущем совхозном собрании. Одним из пунктов повестки значилось: «Последствия сева».
Как о стихийном бедствии.
Кстати, о стихийном бедствии. Будучи младшим сержантом в Забайкальском военном округе, я стал свидетелем дивной картины: в совхозе, располагавшемся неподалеку от нашей воинской части, гулял народ. Трезвых не было. В опустошенном сельпо давно кончилась закуска; у калиток стояли ведра с самогоном. Родители, покачиваясь, ложились на землю рядом с детьми, бывшими в отрубе уже давно.
Природное любопытство заставило меня поинтересоваться причиной этих народных гуляний. Оказалось: наводнение. Местная речка очень кстати разлилась и затопила все посевы. Решением областной власти, совхозу по такому случаю был закрыт план и выплачены премиальные.
Это было через год после наступления коммунизма, осенью 1981-го.
Прикрепление
А году эдак в восемьдесят восьмом, в составе делегации Союза театральных деятелей, я полетел в Иркутск — провести семинар по сценическому движению в местном театральном училище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});