Роберт Масси - Николай и Александра

Федор Керенский, отец Александра Федоровича, был мягким, интеллигентным человеком, которого поначалу прочили в священнослужители, но он избрал учительскую профессию. Едва начав службу, он женился на своей ученице, офицерской дочери, дед которой был крепостным. Являясь директором Симбирской гимназии, Ф. Керенский принадлежал к сливкам местного общества. «С тех пор, как я себя помню, жили мы в огромной, прекрасной квартире, предоставленной нам казной, – писал его сын, А. Ф. Керенский. – Длинный ряд кабинетов; у старших сестер гувернантки; вспоминаю праздники для детей, устраивавшиеся в других домах местного общества».

Став учащимся, Александр стоял в церкви на почетном месте, ведь он был директорским сыном. «Помню, в раннем детстве я был поистине верноподданным. Я искренне любил Россию… традиционную Россию с ее царями и православной церковью, с избранными слоями местного чиновничества». Дядя Керенского был настоятелем Симбирского собора. Александр мечтал стать когда-нибудь «звонарем, который, забравшись на высокую колокольню, под облака, ударами могучего колокола призывает верующих в Божий храм».

В 1889 году, когда Александру исполнилось восемь лет, его отец получил назначение в Туркестанский край, и семейство Керенских переехало в Ташкент. Однажды вечером Александр подслушал, как родители обсуждают нелегально распространявшуюся брошюру Льва Толстого, в которой писатель выступал против союза, заключенного между отсталой самодержавной Россией и Французской республикой, которой Толстой восхищался. «И все же моим монархическим взглядам и юношескому обожанию царя все услышанное не нанесло ни малейшего ущерба, – писал А. Ф. Керенский. – …В день смерти Александра III я долго заливался горючими слезами, читая официальный некролог… Я истово молился, выстаивая все заупокойные службы по случаю кончины царя, и усердно собирал в классе деньги с учеников на венок в память царя».

В 1899 году Керенский приехал в Санкт-Петербург с целью поступить в университет. Столица переживала период расцвета искусства и науки, в городе было полно студентов, принадлежавших ко всем слоям общества изо всех уголков империи. «Не думаю, чтобы в какой-то другой стране высшее образование стоило так дешево и было так доступно до Великой войны, как в России… Плата за обучение была ничтожной… Обед стоил от пяти до десяти копеек… Самые бедные студенты подчас перебивались с хлеба на квас, им приходилось бегать из дома в дом, давая уроки, и не каждый день обедать; однако все жили и учились».

Керенский, благопослушный сын правительственного чиновника, поначалу почти не интересовался политикой. Однако политика являла собой неотъемлемую часть студенческой жизни в Петербурге. Увлекся ею и Александр Керенский, начавший принимать участие в студенческих сходках. Одни студенты придерживались марксистских воззрений, другие разделяли взгляды народников. Керенскому по душе были вторые. «Симбирск, детские воспоминания… да и традиции русской литературы – все это неудержимо влекло меня к народничеству… Целиком заимствованная у иностранцев марксистская теория оказывала большое впечатление на юные умы своей строгой целостностью и логичностью. Однако она плохо вписывалась в социальную структуру российского общества. В народничестве было много неопределенного и непоследовательного, но оно являлось продуктом русской мысли, уходило корнями в русскую почву и вполне отвечало идеалам русских интеллигентов».

Полный юношеского восторга, однажды Керенский выступил с речью на студенческой сходке. На следующий день оратора вызвали в деканат и объявили о временном исключении из университета. Однако вскоре он возобновил занятия, рассчитывая приняться за диссертацию, посвященную одному из аспектов уголовного права. Однако, прежде чем А. Ф. Керенский закончил аспирантуру, это «чрезвычайно почтенное занятие» успело наскучить ему: «Пожалуй, оно даже претило мне. Стоит ли печься об интересах частных лиц, когда мечтаешь служить народу и бороться за свободу. Я решил стать адвокатом, защищающим политических узников».

В течение следующих шести лет Александр Керенский побывал во всех уголках России, защищая политических заключенных от произвола властей. Но в 1905 году перед отъездом из Петербурга у него произошла необыкновенная встреча: «Была Пасхальная ночь. Я возвращался с пасхальной утрени часа в четыре утра. Я не сумею описать очарование весеннего Санкт-Петербурга в предрассветные часы, особенно когда находишься на берегу Невы или идешь по набережной… Возвращаясь домой, охваченный светлым, радостным чувством, я шел к мосту у Зимнего дворца. Возле Адмиралтейства, напротив Зимнего, я остановился. На балконе, задумавшись, стоял молодой император. Внезапно меня охватило предчувствие, что однажды пути наши каким-то образом пересекутся».

Глава восьмая

Совет кайзера

В первые годы царствования Николая II на императора оказывали влияние не только его родительница, наставник К. П. Победоносцев и великие князья, но и кузен, германский кайзер Вильгельм II. С самого начала Вильгельм покровительственно поглядывал, похлопывал по плечу, льстил молодому кузену, учил жить и оказывал на него давление. Будучи на девять лет старше Николая II, кайзер занял немецкий трон в 1888 году, за шесть лет до того, как стал царем русский цесаревич. Опытнее и старше кузена, германский император всячески старался подчеркнуть оба своих преимущества. В течение десяти лет, с 1894 по 1904 год, Вильгельм II оказывал известное воздействие на внешнюю политику России. Лишь повзрослев и приобретя опыт, государь сумел избавиться от непрошеного советчика. Однако ущерб уже был нанесен. В результате вмешательства кайзера Россия потерпела военное поражение в Азии.

По натуре два императора резко отличались друг от друга. Николай II был воспитан, застенчив, он болезненно ощущал свою неопытность. Кайзер же был хвастливым и грубым солдафоном. Николай Александрович в бытность свою цесаревичем не торопился стать царем; Вильгельм же едва не сорвал корону с головы умирающего отца, Фридриха III. Став императором, Николай Александрович стремился чаще находиться в кругу семьи и избегал всяческой мишуры и суеты. А Вильгельму нравилось появляться повсюду в начищенных до блеска сапогах, белом плаще, с серебряной нагрудной бляхой и в остроконечной, зловещего вида каске.

Половину обрамленного белокурыми волосами худощавого лица кайзера занимали огромные нафиксатуаренные усы, которыми император чрезвычайно гордился. Накручивал и напомаживал их цирюльник, ежедневно приходивший во дворец. Эта роскошная растительность отчасти восполняла физический дефект, который Вильгельм II всячески пытался скрыть. По вине акушера левая рука у него была короче правой. Когда маленький Вилли появился на свет, врач чуть не выдернул ручку младенца из суставной сумки, отчего она стала плохо развиваться. Искалеченную руку кайзер прятал в специально пришитые на одежде карманы. Без посторонней помощи во время трапезы он и куска мяса не мог разрезать.