Алексей Рыбин - Три кита: БГ, Майк, Цой

Ненавижу прижившееся слово «фузз» – оно безграмотно и говорит о полном непонимании всего, что только может быть в роке. Звучит это слово, если уж на то пошло, «фасс», но и этого в блюзе уже давным-давно нет, есть овердрайв, то есть перегруз усилителя. Кит Ричардс говорил, что вообще использовал какие-либо примочки крайне редко, и в основном это были вибрато и дилеи – то есть задержки, а не исказители звука. Его сочный гитарный звук – это работа с усилителем, естественный овердрайв.

По-настоящему это именно то, что было нужно, но Шура был одержим электронными обработками и все и делал сам. Отчасти от безденежья, отчасти оттого, что он считал, что лучше знает, как должна звучать его гитара, и никакой Boss ему не указ.

Благодаря этому и появилось то индивидуальное звучание гитары Храбунова, которое, как и голос Майка, является визитной карточкой «Зоопарка», ярче всего слышно и больше всего работает оно на «Blues de Moscou» – концертном альбоме, который имеет все права номерного.

До этого концерта «Зоопарк» уже выступил в Ленинградском рок-клубе. Руководством клуба, а также частью зрителей (состоявших в основном из «приближенных», из знакомых и полузнакомых людей), как теперь выясняется, мало что понимающих в ритм-энд-блюзе, он был причислен к разряду «панк». Это было неожиданно и довольно смешно.

Вероятно, это случилось по одной простой причине.

Идиотский миф о том, что рок-музыка обязательно должна нести мощную вербальную нагрузку, что в рок-музыке нужно слушать отдельно текст и отдельно музыку, сработал – к позору выносящих определения и навешивающих ярлыки.

Многие до сих пор не могут понять, что такое единство текста и музыки, не слышат и не знают того, что масса песен всем известных команд пишутся прямо в студии практически всеми участниками группы. Считают, что рок-музыкант – это Поэт. Именно так – с большой буквы. То есть еще больше, чем просто поэт. Поэт, бля.

А он никогда и не поэт. И уж тем более – не Поэт.

Он автор текста песни. В рок-н-ролле – это составляющая песни, и далеко не всегда главная.

Главная беда русского рока – авторская песня. То есть приносит автор готовую песню, и все ее играют – как правило, впрямую. Как говорят актеры плохого фильма, снятого по плохому сценарию, «как написано, так и снято».

Так тоже, конечно, бывает, и часто – автор приносит группе песню, ее аранжируют. Но в идеале песня группы рождается в студии, и авторы ее – группа. В кредитах потом можно писать все что угодно, но песня группы – это коллективное творчество. И текст – это не только какая-то «идея», которую исполнитель, он же – автор текста, хочет донести до слушателей. Это фонетика, ритм, это музыка звучания слов.

А что до идеи, то за идеями в библиотеку нужно ходить, а не на рок-концерт.

Текст – главный в русской попсе, поскольку, кроме текста и напомаженного артиста, там вообще ничего нет. В роке главное – рок.

«Зоопарк» был причислен к панку потому, что Майк не пел о социальных проблемах и не ставил «наболевших» вопросов. С точки зрения рок-клубовского руководства, созданного по инициативе КГБ, которое боролось именно против «идей» (неизвестно, что они имели в виду), так вот, с этой точки зрения, если певец не поет о социальных проблемах, то это не рок. Ну, в крайнем случае, панк-рок. Но не рок в прямом смысле этого слова. Гребенщикова уже тогда многие называли «попсой». Тоже потому, что он не пел о борьбе с бюрократами и о том, что нужно порвать какие-нибудь цепи, чтобы потом оказаться где-то на свободе.

Текст песни в рок-н-ролле – это ни в коем случае не стихи, положенные на музыку. Да и не в рок-н-ролле тоже.

Вот, возьмите текст:

Я вас любил: любовь еще, быть может,В душе моей угасла не совсем;но пусть она вас больше не тревожит;Я не хочу печалить вас ничем. <…>

Это личностное, простое, искреннее обращение мужчины к женщине.

Но когда эти слова начинают ПЕТЬ, они превращаются в вой обиженного и слабого самца. Меняется смысл, меняется контекст, меняется все. Слабый воющий самец – зрелище неприятное. И у женщины, к которой такой самец обращается, его пение ничего, кроме стыда за него (самца) и себя – несчастную, вынужденную, в силу элементарной вежливости это слышать, – возникнуть не может.

Поэт никогда бы не написал текст песни «Я посмотрел на часы».

Там, с точки зрения поэта, масса ошибок.

Например, вот строчка: «Я устал, как будто весь день жал гири».

Поэт бы искал, искал, искал – и написал бы другую. Просто потому, что, с точки зрения, поэта эта строчка не ложится в размер.

Вот, смотрите. Я буду выделять сильные доли заглавными буквами.

«Мы танцевАли вместе с нАми танцевАла лунА».

Раз-два-три-четыре. В четыре четверти на каждую сильную долю приходится слог, и строчка заканчивается на сильной доле.

А про гири – ну что это?..

«Я устАл как бУдто вЕсь день жАл… гири»!

Что за «гири»? Лишнее совершенно слово. Мы закончили на сильной доле – а тут еще «гири»…

Поэт бы так и работал.

Но «гири» здесь – находка, это чисто музыкальная деталь, она при исполнении «оттягивает» назад такт, дает возможность свинга, она неожиданна и совершенно не разрушает песню – наоборот, украшает ее.

Но большинству слушателей в рок-клубе тех лет до музыки вообще дела не было.

В песнях Майка не было «протеста» – и он был зачислен в панки.

Полная каша в головах.

Кстати говоря, «Кино», выступавшее несколькими месяцами позже, в панки зачислено не было – хотя мы были к панкам ближе, чем любая группа рок-клуба. Но – не зачислили. Потому что в составе «Кино» не было тяжелой, ревущей гитары. То, что панк может быть и без драйвовой гитары, – это и в голову никому не могло тогда прийти. А «новые романтики» – про такой стиль вообще еще в клубе не знали.

Майк еще в то время, когда ездил в Москву с «Аквариумом», познакомился и подружился с людьми, сильно повлиявшими на его дальнейшую судьбу, да и на судьбу множества ленинградских музыкантов.

В первую очередь это Саша Липницкий и Артемий Троицкий.

Квартира Липницкого в Каретном Ряду на десятилетие стала перевалочной базой, фактически домом для ленинградских музыкантов.

Центр Москвы, прямо напротив – Петровка, 38, рядом – сад «Эрмитаж». В десяти минутах ходьбы – Пушкинская площадь, чуть изменив направление, оказываешься на Маяковке… В общем, место – лучше найти трудно.

Саша поддерживал и подкармливал ленинградцев, давал им кров и еду. Троицкий же подключал всех своих знакомых номенклатурных работников советских СМИ (других в ту пору просто не существовало), использовал, как правило втемную, всяческие культурные административные ресурсы и устраивал полуподпольные (то есть фактически официальные, ну или почти официальные) концерты «Аквариуму» и Майку, а также знакомил их с людьми, которые могли помочь ленинградцам «продвинуться» в Москве.