Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Р. S. Я слежу, как у вас там развиваются события, связанные с защитой старого города, памятников архитектуры от строителей-разрушителей. Кто побеждает? Наши сибирские разрушители, похоже, берут верх.
Помню, как в институте нам рассказывали, что в конце позапрошлого века художник и критик Александр Бенуа написал несколько нашумевших статей о неповторимой красоте Петербурга. Художник призывал современников беречь классическое наследие. С его выступления принято отсчитывать зарождение нового явления в градостроительстве – неоклассицизма. Его девиз – следовать заветам старины на основе современных технических достижений. Нас не зря этому учили, ведь полное название нашего учебного заведения – Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. И это обязывает давать студентам достаточно познаний во всех трех областях искусств.
Когда я смотрю по телевизору, как горожане протестуют против варварской застройки Ленинграда, а власти настаивают на том, что новострой городу необходим, что город должен развиваться, и потому неважно, что ту же Петропавловку затмит трехсотметровая «кукурузина» Охта-центра, мне становится не по себе.
Появилось еще одно непонятное мне слово – реновация. Порылся в словарях, полистал какие-то публикации, но ничего не понял, откровенно говоря. Может, вы лучше сумеете объяснить, как эта реновация происходит на практике, и с чем ее едят? Почему с ней столько проблем? Расскажите, если не трудно.
С уважением —Георгий ЗамаратскийНоябрь 2008 г.Их так мало осталось…
Письмо четырнадцатое, последнее
Дорогой Михаил Константинович!
Получил вашу книгу «Времени тонкая нить». Первое впечатление – славная получилась книга, оформлена прекрасно. Видно, что трудов потрачено много.
Я любил актера Кирилла Лаврова и, не зная его лично, испытывал к нему большое уважение. Во многом наши с вами взгляды и ощущения совпадают. Вы написали о нем: «Он обладал внутренней духовностью, сообщающей ему какой-то внутренний свет и особую ауру, которую чувствовали другие люди. Кирилл Юрьевич легко устанавливал отношения с людьми: контактность, открытость, доброжелательность, помогали ему находить все новых и новых друзей».
Конечно, я много нового узнал о Лаврове, для меня он стал ближе, понятнее, человечнее. Мне очень приятно, что вы двенадцать лет дружили с ним, виделись, пожимали ему руку, разговаривали. Он не только герой вашего времени, но и моего. Моего даже больше, потому что мы почти ровесники. Немного понимая в актерском мастерстве (я ведь много лет руководил народным театром!), могу утверждать, что актером он был первоклассным, стопроцентно органичным, способным воплощать на сцене и на экране самые разные характеры и типы. Всё, что я видел в кино с его участием, мне нравилось. Но ваше преимущество особое: вы видели этого замечательного человека рядом с собой, в обычной житейской обстановке. В быту человек не может спрятаться за придуманный им образ, он таков, каким его родила мать и воспитала жизнь. Мы ведь хорошо знаем, что это часто не совпадает.
Я много узнал о Ленинграде, простите за то, что называю этот город по-старому. Как-то, знаете, язык не поворачивается назвать его Петербургом. Узнал о бедах, когда из-за ошибок строителей рушатся здания исторической застройки.
Лучшие страницы вашей книги посвящены театру, и это вполне естественно – ведь именно в театре человек наиболее остро переживает эмоциональные состояния. Разумеется, встречаются в тексте и отдельные недостатки, но, ей-богу, говорить о них не хочется. Сильная ваша сторона – описания природы, это очень ценное писательское качество, его нужно развивать, пользоваться им:
«…В нашем саду у бани растет огромный клен, и когда начинается листопад, за одну ночь маленькая площадка покрывается опавшей листвой: огромные желтые листья на сочно-зеленой траве. Я наступаю осторожно на эту красоту, иду медленно, листья еще свежие, яркие, желтые. Я мог бы собрать их в охапку, унести домой, чтобы, просыпаясь утром и засыпая вечером, видеть эту красоту. Но дома они погибнут, завянут.
Желтый осенний лист кружится в воздухе, ему доступны все стороны света, он больше не сдавлен тяжестью родственных уз с деревом – родителем. Он свободен. По сути, и мы ведь живем и умираем так же. Как тихое облако, плывущее, пока небо и ветер позволяют ему плыть. Как сочное яблоко, как полный жара костер. Как далекая звезда, как ароматный цветок. Все они, умирая, оставляют след. Тонкую полоску света. Только очень чуткой душе дано увидеть этот свет, порадоваться ему, почувствовать мгновения красоты…»
Великолепный образ старого клена. Пронзительный, трогающий душу.
Таких «янтарных» россыпей много в книге, они ее украшают, все читается на одном дыхании и говорит о возросшем мастерстве.
Жду вашу «Илимскую Атлантиду», о которой вы много рассказывали. Буду рад, если включите в нее строки из моих стихотворений. Для меня это большая честь, значит, не зря работал. Никаких согласований со мной не надо, все сделайте на свое усмотрение.
Берегите себя. Только сейчас, на девятом десятке, я стал осознавать всю необходимость здоровья для человека. Тем более писателя. Пишущий человек должен быть здоров, как бык, иначе ему ничего не удастся сделать. Сам я здоровье не берег и не задумывался над этим. Уже отказывают ноги, приходится останавливаться через каждые двадцать-тридцать метров, чтобы дать им отдохнуть. А ведь они так нужны в большом городе, где так необходимо попасть в нужное место и обязательно вовремя. У меня иногда срываются встречи, я от этого расстраиваюсь, становлюсь раздражительным, замыкаюсь в себе. Конечно, за столько прожитых лет механизм мой поизносился. Давление прыгает до двухсот сорока, становлюсь «вареным». Спасибо дочери с зятем, помогают. Врачи предлагают лечь в больницу, провести комплексное обследование организма, но я отказываюсь. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, боюсь потерять время. Мне еще столько нужно сделать!
При всех своих болячках стараюсь не пропускать выставки художников. Спасибо руководству Дома художника, которые помогли мне организовать уже три персональных выставки, намечена четвертая. Картины хорошо смотреть в просторных залах. Удивительно, но перед любой экспозицией своих картин я волнуюсь, правда, не так, как в первый раз. Тогда я просто потерял сознание.
Для новой выставки написал большую картину «Партизаны Илима», на которой в центре поместил Дворянова – командира партизанской дивизии, и Зверева, его первого помощника. Картину еще не выставил, поэтому трудно судить, какое впечатление она произведет на зрителей и критику.
Не могу понять, что за это за международный финансовый кризис навалился на нас, с чего он вдруг возник? Может быть, вы, Михаил Константинович, объясните мне, как это вы умеете делать – просто и понятно. Хуже всего то, что больнее всего он ударил по нашим и без того тощим карманам. Вообще, на нас, пенсионеров, которые так много отдали Родине, ведется планомерное наступление. На пенсию не прожить, лишили даже крохотных льгот. Тоскливо на душе, скверно на сердце.
Видимо, такая у нас судьба. Но надо