Александр Ступников - Отражения

— Подожди, — не выдержал я наконец. — Ты можешь просто повторить эти два предложения?

— Не могу, — ответил он. — Ты задаешь слишком глупые вопросы. В России не знают, как разговаривать и что понимают люди на Западе.

Я снова промолчал, потому что мне надо было работать. Да и спорить не хотелось — не с кем. И тогда я просто перешел на английский.

Дедушка отвечал каждый раз на удивление подробно, эмоционально и в конце подарил свою толстенную книгу о Сопротивлении и дал еще три адреса товарищей по оружию: в Париже, Ницце и Брюсселе.

Когда я привез Марка обратно к его дому, он почти пулей выскочил из машины, сославшись на срочные дела. Заработок сорвался, обсуждать нечего и он очень боялся, что я попрошусь к нему остаться на ночь, чудак. Мне почему-то было неудобно, что я невольно поставил человека в неловкое положение…

К невидимой границе Франции и Бельгии я подъехал уже под вечер, сошел с трассы и поплелся через сплошные городки и деревни, все более отчаянно пытаясь увидеть недорогой отель или пансион. В трехзвездочном мне уже сказали, что ночь здесь стоит почти сто евро, а хотелось жить попроще. Шел десятый час вечера и морально я решился на любой исход, только бы найти место, как вдруг у дороги мелькнул указатель с магическими буквами «B and B», «Bed and Breаkfast». Сеть недорогих и вполне комфортабельных отелей. Дорога загнала меня на окраину какого-то города и я встал у… закрытых ворот, за которыми возвышался отель. Уже резко темнело.

Позади тормознул ситроен-«каблучок», на которых обычно ездят технические службы. Какой-то парень прошел через калитку вперед, набрал код и ворота открылись.

— Вы чего стоите? — спросил он меня сразу по- английски, сообразив суть по белорусским номерам на машине.

— Если заеду вовнутрь и не окажется номера, то как я потом выскочу обратно?

— Здесь всегда есть номера. Я помогу вам устроиться, — махнул рукой парень и проехал вперед. — Давай за мной…

Еще через пару минут я стоял, растерянный, перед закрытой входной дверью. За ней никого не было и только сбоку, в стене, торчал какой-то аппарат, похожий на банкомат.

— Это нормально, — пояснил подошедший парень. — Все закрывается в девять вечера, и сейчас вы сможете взять номер только электронным способом. Давайте сначала проверим, есть ли места.

Он нажал несколько кнопок и пояснил, что есть свободные номера по 49 евро за ночь. Если нужен завтрак — еще шесть. «Копейки» — по французским понятиям. Но платить надо кредитной карточкой.

Я сунул свою международную «Визу», однако она почему-то не сработала. Что-то мне сегодня не везло в мелочах. Парень нажал кнопку переговорного устройство и попытался с кем-то договориться.

— Не хотят, — повернулся он ко мне, и я с тоской подумал, что теперь придется искать тихое место, с опаской на людей и полицию, чтобы прикорнуть в машине. Как в молодости, когда было все равно где, не говоря уже, с кем. На улице стало совсем темно.

— Ничего, — улыбнулся парень. — Вы можете дать мне 49 евро, а я возьму вам номер на свою кредитную карточку.

Еще через минуту автомат выплюнул квитанцию и один и тот же код доступа: в отель и в свою комнату.

— Спасибо, вы меня здорово выручили, — сказал я, протискиваясь в гостиницу.

— Ерунда, — сказал парень. — Я работаю по Бенилюксу и, вообще, много езжу по Европе, не раз попадал с непростые ситуации. Знаю, как это оказаться в чужой стране, да еще вечером. Я свободно говорю на английском, немецком и итальянском. Сам выучил. Мы же европейцы, надо помогать…

Ему было лет двадцать пять, не больше. Он даже не спросил стандартное — откуда я. А зачем?

Мне вспомнился парижский земляк из интернета и подумалось, что Бог воздает нам за все. В конце концов. Не только по заслугам, но и за мотивацию в жизни.

— А как ваше имя? — спохватился я, что ничего не знаю об этом парне.

— Марк, — ответил он и пошел на свой этаж своей дорогой…

Фалаша (Эфиопия)

Казалось, у него не было оснований для беспокойства. Паспорт, хотя и не новый, но подлинный, с его фотографией был выправлен на чужое имя. Все необходимые бумаги — тоже. В последние годы он почти не появлялся в Аддис-Абебе. Разве что в командировки.

В эти месяцы, живя в столице, он прятался у знакомых, стараясь без лишнего повода не выходить на улицу, чтобы не искушать судьбу.

Но, даже если бы он и встретил кого-нибудь из знавших его, это не вызвало бы подозрений. Формально он находился в длительном отпуске. И все равно, во время паспортного контроля на границе, проходя мимо вооруженных эфиопских военных с другой фамилией, он боялся — как и во время первого боя, в который попал там, на севере, в Эритрее, много лет назад, еще почти мальчишкой.

Затем он изучал иврит в курортной неспешной Квар-Сабе, уже в Израиле и больше всего хотел, как можно скорее, забыть кошмар последних лет на земле, где он родился и жил, воевал и учил других воевать.

Бывший капитан, который ныне был бы уже полковником или генералом эфиопской армии, начальник управления одного из отделов политуправления южного военного округа, выпускник Львовского военно- политического училища, Асмамау Гимай, без опаски оформлял свои документы на свое подлинное имя.

Ему действительно повезло: он не умер от инфекционной болезни и даже не голодал, не погиб от повстанческой пули в эритрейских горах или в камере «своей» службы безопасности. И его не вылавливали, как других политработников армии, взявшие вскоре Аддис- Абебу солдаты революционно-демократического фронта.

Тогда, а начале девяностых годов уже прошлого века, армия режима Менгисту Хайле Мариама разваливалась на глазах, правительство паковало чемоданы, а сам Менгисту уже подыскивал страну для политического убежища. Он его и нашел — в Зимбабве.

Этот пламенный революционер пятнадцать лет неуклонно вел Эфиопию победным путем от одной катастрофы к другой. Практики просталинских режимов нужны разве что следственным органам тех стран, которые они загубили.

Но, задолго до этого, еще в 1974 году, когда пала власть императора, Асмамау, как и многие молодые люди того времени поверил в светлое будущее. Они думали, что построят справедливое и экономически состоятельное общество, да еще при помощи Советского Союза. То, что Асмамау был из семьи фалашей, эфиопских евреев, ему не мешало. Революция не делила людей по национальностям. Не помешало и то, что он учился в специальной еврейской школе — одной из немногих, возникших в стране с позволения императора на деньги, идущие из Израиля.

Его семья, бедная и многодетная, жила в районе, где издревле придерживались своей веры фалаши, в провинции Гондар. Эта территория с севера и северо- востока была зажата вечно враждебными Эритреей и Тигре, с запада — Суданом, а с юга — собственно Абиссинией.