Йонатан Нетаньягу - Письма Йони: портрет героя

– он замолчал и пустил меня внутрь. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел вокруг в изобилии верблюдов, ослов, коз и собак. Вежливо объяснил ему, что не намерен отсюда двинуться, пока идет дождь. Забавно было по* говорить, так как с трудом нашлось несколько общепонятных слов.

Короче, просидели мы у разведенного им огня часа два. Хозяин был вовсе не готов к приему гостей. После примерно получаса, когда он понял, что я его не съем, и что, в сущности, просто радуюсь огню и даже в знак доверия снял с себя оружие и положил его рядом – мы совсем подружились, и под конец он даже предложил у него заночевать – то, что мне даже в голову не пришло. Сидели и болтали, а больше молчали. Примерно в половине двенадцатого^ождь прекратился, мы расстались, и он облегченно вздохнул. По правде говоря, я так привык к огню, к защищенному от дождя месту, к плачу проснувшегося за перегородкой ребенка, к храпу верблюдов в полуметре от себя, что жаль было уходить, но… Прибыл я среди ночи в наш лагерь и застал его в еще более плачевном состоянии, чем описанное мной. С тех пор кое-что подправили.

Любимые пала, мама, Биби и Идо! 5. 4. 66

Справил пасхальный седер, как положено. Присутствовала семья Бармейеров, сестра Марты с семьей и я. Что вам сказать? В таком седере я не участвовал уже много лет. Так симпатично, так сердечно, серьезно и наполненно, что достойно самых высоких похвал. Во главе стола сидел Цви, который начал с собственных разъяснений и предисловий, и я совсем расчувствовался. Агаду прочли с начала до конца, и не было такой подробности, на которой бы не остановились, как подобает. Цви обращал наше внимание не только на смысл слов и молитв, но также и на красоту песен, на ритм, на проблемы огласовок и т.д. Марта приготовила царское угощение, после которого мы продолжали заполночь читать Агаду и петь. Даже не заметил, что время – час ночи.

С некоторых пор я командую взводом парашютистов, и скажу вам одно – никогда, за всю свою службу, я не чувствовал такого глубокого удовлетворения от того, что нахожусь в армии, и не получал от нее так много, как за последние недели.

Дорогой папа! 9. 4. 66

Начал я читать твою книгу и очарован ею. Не хочу брать ее с собой в армию, в полевых условиях книга может порваться, а она мне очень дорога.

Цви ее тоже читает и не переставая нахваливает ее и тебя. Прямо не может успокоиться. Наверное, сам написал тебе или еще напишет.

Любимые папа, мама, Биби и Идо! 15. 5. 66

Кажется, уже несколько недель ничего от вас не получал. А может, я ошибаюсь: время в эти дни потеряло для меня свое обычное значение.

День не имеет начала, длится от восхода солнца через полуденное его полыхание до вечерней прохлады, и оттуда – к темноте ночи и дальше – к бледному месяцу и полуночным звездам. Глаза закрываешь после двух часов ночи и снова открываешь их с трудом в 4. 30, к началу нового дня.

Один такой заполненный учениями день вызывает у человека назавтра едва переносимую усталость, будто вся сила высосана из тела. Ослабли руки, а мозг прояснится только через несколько часов. Два таких дня – и ты забыл, что был у тебя когда-то дом, и что есть еще что-то на свете, кроме работы и непрерывного напряжения. Два та* ких дня – начало вечности.

А неделя сменяет неделю со скоростью секунды. Время не ползет, оно бежит. Не успеваешь даже подумать, в чем смысл этих секунд. Время – одна огромная глыба.

В прошлом, когда я был рядовым солдатом, я думал, что преодолеваю препятствия высшей степени трудности. Сейчас, став офицером, я вижу, как я ошибался. 8о-лер- вых, тренировки, которые проходят мои солдаты – гораздо интенсивнее, по-моему, тех, что проходят другие солдаты. Они действительно тяжелы. По 18-19 часов в день изнурительных учений. Сказать "действительно тяжелы" для их характеристики .недостаточно, потому что мои представления о тяжести будут иными, чем ваши. Тяжесть невероятная. А после полуночи, вместо сна, продолжается непрерывное напряжение – ночные тревоги, боевая готовность, поверки, всякие терзания. Если солдат поспит за ночь два часа, то ему повезло. Попробуйте неделями бодрствовать по 22 часа в сутки, учитывая, что затраченные здесь солдатом усилия требуют минимум 9-ти часов сна, а речь идет о человеке, привыкшем к усилиям – и вы поймете, что я хочу сказать.

Раньше я думал, что офицеру удается отдыхать больше солдата – и жестоко ошибался. Каждую из долгих минут во время тренировок я с ними. Я нахожусь в постоянном напряжении. Забот и ответственности – сверх головы, и все бремя командования – на моей шее.

Уже несколько месяцев, как мы находимся "е поле'*, не видим никакой базы, никакого подобия лагеря. Взвалив снаряжение на спину, упираясь с силой ногами в землю, мы каждую неделю переходим с одной площадки для тренировок на другую, одолевая в быстром темпе десят* ки и десятки километров. Ставим походную палатку и продолжаем учения. Вчера ненадолго прервали этот образ жизни. Солдаты кончили тиронут и прибыли в школу парашютных прыжков (на три с половиной недели). Получат малиновые береты и отправятся дальше. Раньше я думал, что "дальше" – это до окончания офицерских курсов, а теперь вижу, что для некоторых это "дальше" значит – без конца.

После нескольких месяцев относительной передышки на курсах – на тех самых курсах, что были средством для достижения цели, пришло время осуществить эту цель. И по правде говоря, чтобы наилучшим образом справиться с командирской должностью, пребывание на курсах было весьма полезно.

Ситуация в стране обостряется. Пограничные инциденты за последнюю неделю участились, и число пострадавших с обеих сторон – велико. Несколько недель назад погибли двое из кибуца Мей-Ами и еще двое тяжело ранены. Один из убитых был тель-авивский парень, кончавший вместе со мной офицерские курсы. Мы находились в одном отделении, в смежных комнатах, в течение шести месяцев, а потом снова были вместе на курсах минометчиков. Через две недели после их окончания он, служа в Нахале, поселился в кибуце и погиб при попытке спасти раненого. Сразу же после этого произошли подряд стычка за стычкой, а несколько дней назад – опять пограничное столкновение, на этот раз в Двире, где тоже погибли двое, один из них – офицер парашютных войск, знакомый, хороший парень. Только что передали по радио о взрыве мины в Альмагоре, при котором погибли двое сельскохо- эяйственных рабочих.

Две недели назад мы предприняли ответные действия. Одно – в районе Бейт-Шеана, другое – в горах Хеврона. Два больших отряда разделились в соответствии с заданием и пересекли в двух местах границу. Взорвали несколько домов, хозяева которых известны сотрудничеством с аль-Фатах, эвакуировав предварительно жителей, и вернулись небольшими подразделениями на нашу территорию.