Юрий Шахбазян - Амбарцумян

Таким образом, Пулково со своими отделениями уже будет идти впереди других обсерваторий.

В библиотеке обсерватории я видел первый том книги Морозова "Христос". Я успел пробежать оглавление этой книги и, исполняя твою просьбу, сообщаю, что в ней трактуется только о моментах, в которые происходили исторические факты. Кроме того, Костинский мне сказал, что Морозов переворачивает вверх дном всю историю человечества за последнее тысячелетие на основании астрономических фактов.

После библиотеки я осмотрел почти все инструменты обсерватории. Несмотря на грандиозность инструментальных средств Пулковской обсерватории и их точность и оригинальность, эти инструментальные средства кажутся небольшими, когда знаешь, какие задачи решены и исполняются в Пулкове.

Теперь я хочу перейти к моему разговору с Костинским. Предварительно заявляю, что я очень обрадовался, что его советы совпали и с моими взглядами, и со всем тем, что я вынес из прочитанной части книги Петражицкого "Университет и Наука". Зная, как ты уважаешь мнение Петражицкого, я приведу несколько слов из его книги. "Картину слишком раннего перехода к научно-продуктивным процессам без надлежащего рецептивного усовершенствования научного мышления, и подчас поразительные печальные плоды этой ошибки, приходится нередко наблюдать в университете (иногда и вне университета) в тех случаях, когда недоучившийся человек сам углубляется в самостоятельную научную продукцию и занимается этим более или менее продолжительное время. Это всего чаще случается именно с особенно даровитыми и талантливыми студентами, которые, увлекшись какой-либо областью проблем и чуя врождённую 'богатырскую силу' ума, не укрепившись надлежащим образом в научном мышлении путём слушания лекций и чтения, пускаются в плавание по океану научного мышления в избранном направлении. Опасность усиливается тем, что именно талантливому по врождённым способностям недоучке чрезвычайно легко 'открывать Америки', и это увлекает дальше.

Вообще, для успеха и здорового влияния самостоятельного научного полёта, или попыток полёта, прежде необходимо поработать в достаточной мере рецептивно, усвоить в известной степени надлежащую технику мышления — под страхом напрасной растраты сил на бесплодные попытки, вместо усвоения драгоценного капитала, достигнутого другими уровнями мышления, и даже под страхом прямой порчи и искажения типа мышления, так что потом иногда и исправить трудно.

Для того чтобы иметь свободный доступ к научной литературе указанного качества и пользоваться возможностью выбора, необходимо владеть соответственным языком. Как в Средние века без языка науки — латинского языка, так теперь в мире науки трудно обойтись без немецкого языка. В некоторых областях важен английский, в некоторых — французский язык, но везде при теперешней руководящей роли немецких университетов необходим немецкий".

Поэтому Петражицкий рекомендует всем студентам на первом курсе же изучать немецкий язык. Костинский почти всецело стоит на той же точке зрения.

Он указал, что мне необходимо знать все три иностранных языка (немецкий, французский, английский). В первую очередь — немецкий. В противном случае вместо науки придётся заниматься кустарничеством. Костинский очень отрицательно относится к мироведам[41], потому что они, будучи любителями, считают себя учёными. Но они не могут быть учёными, потому что у них нет базы, нет соответствующей подготовки. И, прежде всего, астроном должен быть компетентен во всех областях математики. Например, теория чисел не применяется в настоящее время в астрономии, но в физике её только начали применять. Мы ничем не гарантированы, что завтра то же не будет сделано в астрономии с ещё большим успехом. Костинский говорит, что он, несмотря на то, что, будучи студентом, два года занимался математикой, — всё-таки чувствует, что с трудом читает новые исследования в теоретической астрономии, потому что оторван от последних математических исследований.

Кроме того, само собой разумеется, необходимо полное и всестороннее знание физики. Сергей Константинович сказал, что полный курс Хвольсона будет недостаточен для меня.

Мироведы грешат тем, что у них нет этой подготовки, а они претендуют на звание учёных.

На основании всего этого Костинский посоветовал мне в течение первых двух лет изучать физику, математику, иностранные языки. После этого только, имея солидную подготовку; можно будет приняться за серьёзное изучение астрономии. Ведь это само собой разумеется. Например, на русском языке нет ни одного курса небесной механики.

Костинский весьма и весьма отрицательно относится к книге Морозова "Христос" — во-первых, потому, что Морозов, как глава всех мироведов, не имеет, по его мнению, достаточной подготовки, а во-вторых, книга просто не выдерживает критики.

Конкретно Костинский предложил мне испытанный им способ научиться читать научную литературу на немецком языке: взять какую-нибудь книгу по-немецки и письменно ежедневно по кусочкам, настойчиво и упорно переводить на русский. Он рекомендовал мне книгу Мессершмита "Физика звёзд" и сказал, что прочтя и переведя её, я убью трёх зайцев:

научусь читать свободно и понимать по-немецки,

наберусь свежих мыслей, так как книга эта новая и интересная,

могу мой письменный перевод предложить какому-либо издательству, так как книга популярная, и её будут покупать. Так я смогу убить и финансового зайца.

Затем Костинский указал мне, что важно научиться представлять себе аналитические выражения геометрически. Это важно как с точки зрения педагогической (наглядность), так и с точки зрения применения к небесным явлениям. Всё это он говорил вечером 14.11 и утром 15.11. После этого мы осмотрели обсерваторию, и в 12 часов я попрощался с ним и пошёл к станции Александровской.

Вообще, для всякого желающего быть научным работником необходимо перевести какое-нибудь произведение из соответствующей области с мастерским изложением, ибо каждому учёному необходимо кроме "школы мышления" поручить и "школу языка" для точного формулирования, или, вернее, фотографирования на бумаге своих мыслей. Ведь как бы ни была продуктивна деятельность научного работника, как высоко ни поднимается и парит его исследовательская мысль, она не может иметь ценности с социальной точки зрения, пока не превратится в кинетическую, а не потенциальную, духовную энергию. А превращение это возможно только на основе перенесения мыслей из исследовательской лаборатории — головы учёного — на бумагу. И чем точнее, ровнее и чеканнее передана эта мысль, тем большую ценность она представляет, ибо тем лучше она будет понята и воспринята окружающими.