Ирина Глебова - Хроники семьи Волковых

Аня раньше думала, что Александр из Лунёвых самый красивый. Но увидела Петра и поняла, что нет. Этот мальчик, которому не было ещё и восемнадцати лет, уж очень был хорош. Высок, строен, смугл, черноволос, кудряв… Приехал Пётр оборванный, грязный, вшивый, с сильной перхотью в волосах. Вшей вывели, а перхоть не проходила. Тогда Аня взялась за него сама: несколько раз обрабатывала голову постным маслом — втирала в кожу перед мытьём. Справилась, перхоти не стало. Этот парнишка очень к ней привязался, любил её, всегда на её защиту становился, утешал.

Николай до войны тоже был женат на деревенской женщине. Она и жила там, в деревне, с их маленькой дочерью. Он постоянно присылал ей посылки с детскими вещами. Но мать эти посылки невестке не отсылала, оставляла у себя и складывала в «кучу». Эта «куча» вещей занимала часть большой комнаты. Состояла она, в основном, из посылок, присланных старшими сыновьями Григорием и Николаем из Германии. Чего там только не было!..

Однажды Аня с мужем собрались в центр города, в театр. У Ани были красивые вещи, которые она привезла с собой из Бутурлиновки — платья, туфли. А вот чулки уже поизносились. Тогда Александр весело сказал:

— Ничего, мы сейчас тебе найдём чулочки!

И полез в «кучу» — по многочисленным свёрткам и посылкам. Между прочим, показал Ане брусок тяжёлого жёлтого металла:

— Знаешь, что это? Ты такого, небось, и не видала!

Она и в самом деле не видала, пожала плечами.

— Это золото. Братья запаслись.

Нашёл и чулки, очень красивые, фильдеперсовые, с рисунком. Аня надела, полюбовалась на свои стройные ножки. Александр восхищённо поднял бровь, нагнулся, погладил, делая вид, что чулки:

— Ах, какие!..

Зашла мать. Глянула, поджала губы, хотела промолчать, но не выдержала, процедила сквозь зубы:

— Сам ни одной посылочки не прислал, а как из братниных посылок брать, то берёшь! Может, мне эти чулки ещё на кусок хлеба сменять придётся!

— Ладно, мать, не ворчи, — отмахнулся Александр. — Ты лучше скажи, что это?

И показал ей несколько детских вещей. Он наткнулся на них в «куче», когда искал чулки.

— Это же Николай своей дочери прислал? Ты почему их не отослала?

Он очень тогда рассердился на мать. А вскоре с братом Петром специально съездил в село, отвёз девочке все найденные вещи.

Тогда же, в вечер перед театром, он добавил Ане тут же, в присутствии матери:

— Ты, Аня, не обращай на неё внимание.

В тот раз Аня чулки не сняла, поехала в них. Была в нарядном платье и, чтобы не мять его, всю дорогу в автобусе не садилась, стояла, хотя муж и подсмеивался над ней. А вот чулки эти больше ни разу не надела, хотя Александр и повторил несколько раз:

— Ты их носи, не обращай на мать внимание.

Посылки мародёрские из Германии Александр и в самом деле не присылал. Брезговал. Ведь это были вещи, взятые из брошенных квартир, магазинов…

В нём, Сашке Лунёве, уживались словно бы два разных человека. Один — открытый, доброжелательный, весёлый и даже по-мальчишески озорной. Был такой случай — он сам со смехом рассказывал его Ане. До войны он работал шофёром, возил какого-то начальника. Но служебной машиной вовсю пользовались и жена, и дочь этого начальника, гоняли шофёра куда сами хотели. Однажды Александр повёз дочь и её жениха в театр. И такое зло его взяло: сидят сзади, милуются, как будто его вовсе тут нет, словно он — пустое место! Да ещё на служебной машине! Как буржуи какие-то… А шёл сильный дождь, прямо ливень. И тогда Сашка, не доезжая два квартала до театра, заглушил мотор, вылез, поднял капот, покопался в моторе для виду и развёл руками:

— Всё, дальше не поедем, заглохли…

И пришлось его пассажирам в нарядных одеждах бежать к театру под дождём — ни плащей, ни зонтов они не взяли, думали, что их подвезут прямо ко входу…

Но вот уже при Ане произошёл ещё один случай, над которым Сашка тоже весело посмеялся, как над забавным происшествием. Только ей было не до смеха…

У Лунёвых за городом было «поле», где они посадили картошку. Такие поля имели многие горожане: послевоенный год был не сытный, картошка очень выручала. Как раз в начале осени урожай созрел, и Лунёвы вышли всей семьёй, накопали, сложили в кучу, накрыли брезентом. Назавтра должен был приехать Александр на грузовой машине и привезти картошку домой. Но вышла неразбериха: днём Пётр встретил товарища на грузовике, договорился — поехали, погрузили её и привезли. Александр же, не зная об этом, поздно вечером тоже поехал на поле. Было уже темно. Он видит — куча картошки, накрыта брезентом. Как у них. Погрузил её и привёз. Дома и выяснилось, что привёз он чужую картошку, с соседнего огорода. Ошибка вышла.

Они сидели за столом, ужинали, когда Александр вернулся с картошкой и когда выяснилось, что она — не их. Лунёвы развеселились — экое приятное недоразумение! Все стали смеяться, решили, всё происшедшее — к лучшему.

— Ну и хорошо, — сказала мать. — Нам больше будет.

— Вот они остолбенеют! — представил соседей Сашка. — Забавная история!

Аня не могла поверить своим ушам. Ничего себе «забавная история»! Не могла скрыть своего возмущения:

— Как же так! Люди сажали, растили, собирали, а вы увезли!

— Так ошиблись же, Анечка!

— Надо сказать людям, пусть приедут к вам, заберут свою картошку!

— Ничего, не переживай, — успокаивал её муж, смеясь. — Я этих соседей знаю, они не бедные, не умрут!

— Вот и получается, что это воровство! — бросила в сердцах Аня.

Резко поднялась и пошла из комнаты. Мать поджала губы, сказала ей вслед:

— Не ко двору ты нам. Слишком честная…

Нечто подобное она скажет немного позже, когда Аня уже будет работать. В квартире, в том углу, где громоздилась «куча» вещей, стоял большой рулон ватмана. Для выпуска стенгазеты Аня взяла из него один лист. Мать сразу заметила, что рулон не так перевязан, спросила, кто трогал. Аня сказала, что она, объяснила для чего. Мать поджала губы:

— Так ты, значит, из тех, кто не в дом, а из дома…

Работа. «Туберкулёзница»

Итак, квартира, в которой теперь обитала и Аня, состояла из двух комнат. В меньшей жила Татьяна, отставная жена брата Григория. В большой — мать. Здесь же, в этой комнате, с матерью, стали ночевать и Александр с Аней, и приехавший вскоре Пётр. Конечно, логично было бы отдать молодожёнам вторую комнату, а Татьяне перейти к матери. Но не они распоряжались в этом доме.

Естественно, при подобном раскладе никакой интимной жизни у Ани с Сашей не было. Пётр, тот спал молодым крепким сном, но вот мать… Стоило лишь под молодожёнами скрипнуть кровати, как та тут же начинала ворочаться, постанывать, кхекать. Аня и Саша мгновенно замирали. Аня вообще практически столбенела — она просто боялась эту женщину. Муж сжимал её руку, чуть слышно шептал: