Владимир Губарев - Утро космоса. Королев и Гагарин
После медицинской комиссии все разъехались по своим частям, так ничего и не зная о своей будущей судьбе.
Вернулся в Заполярье и Юрий Гагарин.
«Потянулись дни ожидания. Как и прежде, я по утрам ходил на аэродром, летал над сушей и морем, нес дежурство по полку, в свободное время ходил на лыжах. Оставив Леночку на попечение соседей, вместе с Валей на «норвегах» стремительно пробегали несколько кругов по гарнизонному катку, по-прежнему редактировал боевой листок, нянчился с дочкой, читал трагедии Шекспира и рассказы Чехова» – так писал позже Юрий Гагарин.
Но друзья замечали: нервничает Юрий, ждет вызова, хотя всячески и пытается скрыть свои чувства. Впрочем, он всегда умел великолепно держать себя в руках – и это качество уже отмечено в бумагах врачей как одно из достоинств будущего кандидата в космонавты.
Ждать пришлось долго. И только 14 января пришло распоряжение: откомандировать старшего лейтенанта Юрия Гагарина в Москву.
В январе начался второй этап отбора кандидатов для полета в космос.
В воспоминаниях, которые написаны космонавтами «первого набора», подробно рассказывается о тех нелегких для них днях.
«Для полета в космос искали горячие сердца, быстрый ум, крепкие нервы, несгибаемую волю, стойкость духа, бодрость, жизнерадостность» – так в общих чертах сформулировал Юрий Гагарин процесс отбора.
«Вначале мы вели разговоры о том, кто где служит, об общих знакомых, о семьях, но вскоре наступили монотонные госпитальные будни, и если учесть, что мы все были практически здоровы, то можно представить, насколько это было «весело», – вспоминает Евгений Хрунов. – Дни тянулись медленно, похожие один на другой. В восемь часов мы вставали по сигналу «подьем», занимались зарядкой, бегали в парке госпиталя… Группа все уменьшалась. Каждый день кто-то покидал госпиталь… В конце концов из всей нашей группы остался я один. Один из тридцати летчиков, годный без ограничений к «новой» летной работе…»
«Проверка наших физиологических данных была бескомпромиссной. Из-за малейшего изъяна отчисляли сразу», – говорит Павел Попович.
Те из летчиков, которые «удержались» до 25 февраля в госпитале, составили первый отряд космонавтов. Они прошли все медицинские испытания.
7 марта Главнокомандующий ВВС Главный маршал авиации К. А. Вершинин принял отряд первых космонавтов. Он поздравил их с назначением на новые должности.
Через два дня Юрий Гагарин вылетел в Заполярье. У него день рождения – исполнилось 26 лет.
В самолете он получил необычный подарок…
«К Юрию подошел мальчик и попросил что-нибудь подарить на память. Юрий засмеялся и дал симпатичному малышу шоколадку. Тот не унимался.
– Что же мне тебе подарить? – озадаченно рылся в карманах Гагарин.
– Что-нибудь хорошее, – щебетал мальчик. – Я у всех знаменитых дядей прошу вещь.
– У знаменитых?
– Да, у знаменитых. Вы тоже будете знаменитым. В салоне самолета засмеялись, кто-то, очарованный настойчивостью малыша, направил на него фотоаппарат…»
Забавная история, не правда ли? Впервые услышав ее, засомневался: а не плод ли это фантазии журналиста?
Но у истории есть конец. После возвращения на Землю Юрий Гагарин получил письмо из Заполярья – в нем была фотография, сделанная в самолете.
Надо ли говорить, сколь пристально все, кто встречался тогда с кандидатами в космонавты, вглядывались в них? И они прекрасно это понимали – потому и были столь безжалостны к себе во время трудных испытаний, выпавших на их долю.
Свое собственное состояние очень точно определил Герман Титов: «Космонавт должен быть готов к любой неожиданности, он должен переносить внезапные изменения температуры, суметь точно сориентировать корабль, а в случае необходимости прибегнуть к ручному управлению. В космос собирались лететь не просто Гагарин, Титов, Николаев – мы были посланцами своего народа, и какими бы отчаянными смельчаками мы ни были, наши жизни принадлежали не только нам, вот почему мы без всяких возражений проходили одно испытание за другим. А врачи выдавали нам зачастую нагрузки, значительно большие, чем те, что ожидались в полете».
– Гагарин очень быстро обратил на себя внимание, – вспоминает Н. Туровский. – Поначалу он был обыкновенный в группе космонавтов человек, но затем многие увидели в нем подкупающие черты характера. Приведу такой пример. Космонавт, особенно первый, должен был, возвратившись из полета, описать, что он там видел. Есть люди, которые смотрят на окружающее как будто бы внимательно, но затем затрудняются в точном описании событий. А Гагарин как-то сразу очень образно и ярко умел все рассказать, и так естественно сложилось, что он вскоре оказался лидером группы.
– В январе 1960 года прибыла первая группа космонавтов, и вот где-то в первых числах марта я вместе с Михаилом Клавдиевичем Тихонравовым поехал к ним, – рассказывает В. Севастьянов. – Я увидел молодых летчиков… С острым взглядом, которые пришли изучать новую технику, не представляя, что это за техника… Да и звучала она для того времени странно: «летательная», «ракетная», «космическая»… Сейчас эти понятия стали привычными, а тогда они казались фантастикой… И я невольно спросил себя: ну а что же привело их сюда? Ведь в это время они были от пилотируемого полета гораздо дальше, чем в 34-м году те же
Тихонравов, Королев, Глушко, потому что они знали, какие системы, какую технику надо создавать, а эти молодые летчики только начинали познавать…
Я проникся сразу большой симпатией к этим, как мы тогда их называли, «мальчикам», – говорит М. Галлай. – Им же ведь не рассказывали о том ударе славы, которая их ожидает. Более того, вообще о каких-то плюсах, почетных и радостных, им не говорили. Просто подчеркивали: «Вам предстоит осваивать летательные аппараты принципиально нового типа». И надо проникнуть в психологию военного человека, у которого в отличие от гражданского в значительно большей степени предопределено будущее. Он занят любимым делом, он хорошо летает (летавших плохо в отряд не приглашали) – путь дальнейший ему ясен, и вдруг такой крутой поворот! Они на это шли, и уже одно это должно вызывать уважение… Я не согласен с той точкой зрения, что удалось собрать шестерку или двадцатку самых лучших, самых выдающихся… У меня другая точка зрения: я считаю, что в любой авиационной части среди молодых истребителей можно было набрать равноценную шестерку. И «мальчики» это прекрасно знали, они старались работать не только за себя, но и за своих товарищей, которых они представляли в этом большом и новом деле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
