Алексей Давтян - Занимательные истории из жизни Романовых

Вскоре дело старика Пассека было рассмотрено, ему возвратили дворянство и имение, а детей воспитали за казенный счет. Леонид Пассек стал моряком, а Диомид дослужился до генерала и геройски погиб на Кавказе.

В обязанности обер-вагонмейстера Афанасия Даниловича Соломки входило проверять исправность и безопасность экипажа Александра I. Император ценил Соломку за его честное отношение к службе, что вызывало зависть некоторых придворных, которые были не прочь скомпрометировать Афанасия Даниловича. Однажды император отправился в Вену. Перед въездом в Варшаву Соломка осмотрел лошадей, которые были приготовлены для государя, и нашел их слишком горячими. Поэтому он распорядился запрячь их в свой экипаж, а приготовленных для него – в экипаж императора. Император, хорошо разбиравшийся в лошадях, сказал сопровождавшему его князю В.:

– Лошади неплохие, но могли бы быть и получше.

– Ваше величество, для вас была приготовлена прекрасная четверка, но ее забрал в свой экипаж Соломка.

Государь рассердился:

– Когда приедем в Варшаву, напомни мне об этом, я накажу его за эту дерзость.

Приехав в Варшаву, император потребовал обер-вагонмейстера к себе, но оказалось, что его экипажа еще нет.

Князь В. ядовито заметил:

– Ваше величество, Соломка, должно быть, уже катается по Варшаве.

Спустя два часа приехал лейб-медик и доложил, что, как только Соломка сел в экипаж, лошади понесли, коляска опрокинулась, Соломка был ранен, и его везут в Варшаву на носилках. Государь немедленно выехал встречать своего верного слугу, пристыдив князя В.

Беннер Ж.-А. Портрет императора Александра I

Александр Павлович прибыл в Петрозаводск. Несмотря на проливной дождь, у дома, где остановился государь, собралась большая толпа просителей. Пока император переодевался, полковник Афанасий Данилович Соломка приступил к приему прошений. Александр, выглянув в окно, увидел, что его обер-вагонмейстер стоит на помосте, а просители вокруг него чуть не по колено утопают в грязи. И еще государь заметил очень странного и очевидно крайне несчастного человека, который стоял поодаль и не подходил к толпе. Этот вид прогневал государя, и он велел позвать к себе слугу.

– Ответьте мне, пожалуйста (когда Александр на кого-то сердился, он обращался к нему на «вы»), – спросил он сурово обер-вагонмейстера, – почему вы заставляете бедняков стоять в грязи, а сами возвышаетесь на постаменте? Или, принимая прошения, вы оказываете личную милость, а не служите мне?

– Виноват, ваше величество, я не велел сооружать мне какие-то удобства, это местные власти хотели угодить…

– А что это за несчастный человек стоял вдалеке и не смел приблизиться?

Соломка смущенно молчал.

– Извольте подробно доложить об этом человеке и его нуждах.

Оказалось, что это был помещик, у которого сгорела усадьба и в ней жена с тремя детьми. У него осталось двое маленьких деток, которых приютили добрые люди. А сам несчастный от горя был близок к помешательству и пребывал в совершенной нищете.

Александр Павлович написал на докладе следующую резолюцию: «Назначить доктора для попечения о недужном, детей его поместить в учебные заведения и содержать отца до выздоровления на службу на счет собственных моих сумм. На постройку же усадьбы и обзаведение выдать из этого же источника пособие в размере стоимости его сгоревшего имущества».

– А вас я больше не желаю видеть, – добавил император, обращаясь к своему обер-вагонмейстеру.

Соломка удалился, совершенно убитый. На следующий день он, исполняя свои обычные обязанности, пытался служить государю, когда тот садился в коляску, но Александр его услуги отверг.

Положение Афанасия Даниловича стало очень тяжелым. Он мучился от того, что разгневал своего любимого государя, и со дня на день ожидал отставки с главной квартиры.

Прошло несколько месяцев. Наступил Великий пост. Каждый раз в церкви Соломка старался не показаться на глаза государю. И вот однажды перед тем, как приступить к исповеди, государь пригласил к себе в кабинет Соломку, троекратно поклонился ему и по православному обычаю искренне попросил прощения.

Афанасий Данилович, прослезившись, рухнул на колени:

– И вы простите мне, ваше величество, все мои прегрешения вольные и невольные!

– Бог тебя простит, – сказал государь, подняв и поцеловав слугу, – забудем прошлое! Я знаю, что ты верный и честный слуга и я, любя, дал тебе урок никогда не пренебрегать людьми. И я рад, что ты доставил мне случай выполнить не только царский, но и христианский долг. Все забыто! Ступай, служи, ты дорог мне, как и прежде.

Однажды Александр Павлович по обыкновению прогуливался в серой офицерской шинели по английской набережной. Вдруг пошел сильный дождь. Государь подозвал извозчика, и, оставаясь неузнанным, велел везти себя к Зимнему дворцу. Когда экипаж проезжал мимо Сенатской гауптвахты, караул, узнав царя, отдал ему честь с барабанным боем. Извозчик заозирался кругом:

– Никак государь проехал, – предположил он.

– Точно, братец, проехал, – рассмеялся Александр.

Наконец прибыли к дворцу. Не имея с собой денег, император попросил извозчика подождать, пока он сходит за деньгами.

– Э нет, ваше благородие, я уж тертый калач, вы вот мне оставьте в залог шинельку, да и идите.

Делать нечего, оставил ему царь шинель. Вскоре из дворца пришел камер-лакей, передал извозчику 25 рублей, объявил ему, что он вез императора, и попросил вернуть шинель.

Извозчик не растерялся и решил извлечь из события еще большую выгоду.

– Ты видать меня за дурачка принимаешь. Уж не собрался ли ты нажиться на барской шинели? Скажешь, что я уехал, а шинель продашь. Авось она подороже 25 рублей стоит. Пусть владелец сам придет, только ему и отдам, а тебе – ни за что.

Неизвестно, чем бы кончилась эта история, если бы не появился известный всему Петербургу лейб-кучер Илья и подтвердил полномочия камер-лакея.

Франсуа Паскаль Симон Жерар. Портрет Александра I

Однажды министр юстиции И. И. Дмитриев принес Александру на доклад дело об оскорблении Его императорского величества. Государь отстранил от себя бумаги:

– Пожалуйста, не надо, ты же знаешь, я в эти дела не вникаю. Простить – и дело с концом.

– Но государь, это очень важное дело, позвольте хотя бы представить его в общих чертах.

– Видишь ли, Иван Иванович, может случиться так, что как император я прощу, а как грешный человек сохраню обиду или злобу на этого человека. Поэтому в таких случаях я не хочу знать имени оскорбителя, а докладывай просто: «Дело об оскорблении Величества». Я прощу и не буду рисковать, что, помня конкретное имя, в душе буду гневаться на этого человека.