Александр Родимцев - Гвардейцы стояли насмерть

- Что там происходит? - спросил я Харитонова.

- Гитлеровцы увидели знамя и обнаружили на пятом этаже кинооператора. Бьют по ним из орудий и минометов. Догадались сволочи, что кино их разоблачит.

Однако сбить знамя и уничтожить кинооператора гитлеровцам не удалось.

Когда канонада ненадолго стихла, сквозь оседавшую пыль и дым было видно, как с чердака по лестнице спускаются Коцаренко с автоматом и Орлянкин с кинокамерой, поблескивающей стеклами и никелем, футлярами и коробками на груди.

Вот они уже на третьем этаже. Заметив их, гитлеровцы снова открыли ураганный огонь. На этот раз они стреляли до тех пор, пока стены дома не запестрели сплошными пробоинами.

Трудно было представить себе, чтобы там, где не выдерживал кирпич и железобетон, могли уцелеть люди.

Но едва стих огонь, как в подвалах, пулеметных гнездах и развалинах раздалось "ура!": это бойцы пульбата приветствовали своего комиссара и кинооператора, спустившихся на нижний, безопасный этаж.

- Думаете, я выполнил задачу? - чуть ли не со слезами на глазах говорил Орлянкин. - Черта с два! Надо же этому проклятому аппарату отказать в самый ответственный момент. - Он крутил все наружные детали своего старенького "Аймо". - О, аппарат-то исправный, только пусковая кнопка чуть-чуть заедает.

- На войне, брат, всякое бывает, - поддержал Орлянкина Коцаренко. Помню, у нас в первых боях пулеметы тоже часто заедало, а теперь стреляем без промаха.

- Эх, товарищ комиссар, - с горечью проговорил Орлянкин. - Если бы вы знали, какой там кадр: через флаг виден весь город. А это значит, кто посмотрит на экран, тот поймет, что Сталинград в наших руках. Завтра надо еще раз попробовать...

- Нет, больше туда лезть снимать не советую, - сказал комбат Харитонов. - Иначе вас снимет фашистский снайпер или какая-нибудь паршивая гаубица. А я за вас отвечаю перед командиром дивизии.

Орлянкин умоляюще смотрел то на комиссара, то на комбата.

- Что-нибудь придумаем, - успокоил комиссар кинооператора.

На следующий день, когда за Волгой блеснуло солнце, Орлянкин доснял панораму города, выполнив таким образом с честью особое задание Главного политуправления РККА.

Вскоре личный состав дивизии в своем "конференц-зале" посменно и поочередно уже смотрел присланные из Москвы кинофильмы "Сталинград", "Штурм Г-образного дома", "Воздушный бой над Волгой", "Атака отважных пулеметчиков" и многие другие, отснятые Валентином Орлянкиным.

По отзывам иностранной прессы и радио, лживость геббельсовской пропаганды стала особенно отчетливо видна на киноэкранах многих стран мира.

* * *

Военная статистика подсчитала, что за время битвы на Волге противник израсходовал снарядов, бомб и мин в среднем около ста тысяч штук на каждый километр фронта или, соответственно, сто на метр.

Мне не известно, какое количество бомб, снарядов и мин обрушили на гитлеровцев наши войска, но важно то, что Сталинград оставался нашим.

По мнению специалистов, как будто чаши весов, на одной из которых лежали силы фашистской Германии и пол-Европы ее сателлитов, а на другой наши силы, в Сталинграде пришли в равновесие.

Видимо, это так и было. Во всяком случае, мы чувствовали, что в конце октября в поединок вступила не только сила огня и металла, но и сила воли, стойкость нервов, жизнеспособность убеждений, взглядов или то, что мы называем идеологией.

За таким жестоким кровавым поединком следили все свободолюбивые народы земли.

А далеко на востоке, на берегах Тихого океана, стояли готовые к выступлению японские войска; на юге, в предгорьях Южного Кавказа, у наших границ, сосредоточились турецкие дивизии.

В тяжелом тревожном раздумье сравнивали и взвешивали и наши, и германские сводки правительства подвластных Гитлеру стран - Италии, Румынии, Венгрии, Болгарии и Финляндии. Взвешивали и про себя размышляли, деть ли новое пополнение армии третьего рейха или заблаговременно отозвать с полей России уцелевшие остатки своих войск, пока они не вернулись сами.

Не менее трудные размышления вызывала Сталинградская битва и в правительствах наших союзников. "Открывать второй фронт или подождать?" все еще стоял перед ними вопрос. "Не рано ли? Не подождать ли, пока Советский Союз истощит свои силы, тем более, что Сталинград оттянул на себя такую массу немецких войск и техники, что значительно облегчил положение союзных сил на других фронтах второй мировой войны?"

Но была и оборотная сторона медали. В лесах, горах и долинах Франции, Югославии, Греции, Италии, с возгласами: "Да здравствует Сталинград!" развертывали наступление на оккупантов патриоты-партизаны, борцы антифашистского движения Сопротивления.

На улицах городов Латинской Америки выставлялись огромные стенды со сводками Совинформбюро. Молодежь Мексики повсеместно скандировала "Песни любви к Сталинграду" поэта Пабло Неруда. Прогрессивная печать всего мира все чаще и чаще призывала к солидарности с героической Красной Армией, со всем советским народом.

Ни в одной из битв прошлого так не решалась судьба всего человечества, как в Сталинграде. От того, выстоит ли советский воин на волжском берегу, в значительной степени зависело, по каким путям будет развиваться послевоенный мир.

* * *

Незаметно в боях прошел октябрь. Наступили ненастные дни, в которые даже в теплом доме бывает неуютно. А вскоре и потянуло зимними холодами, появился первый снежок. Но гвардейцы, сидевшие в мокрых траншеях, укрывшиеся в развалинах, не унывали. В штабе дивизии были проведены первые предварительные итоги полуторамесячных боев у стен Сталинграда. За период с середины сентября и до конца октября гвардейцы истребили свыше шести тысяч вражеских солдат и офицеров, подбили и сожгли 77 танков, 7 бронемашин, уничтожили более 30 минометов и 24 орудия.

Враг, понеся большие потери в живой силе и боевой технике, в бессильной злобе топтался перед нашим фронтом.

Приближалась, знаменательная дата - 25-я годовщина Великого Октября. Дивизия готовилась к ее встрече.

Давно стало канцелярским штампом выражение "в обстановке боевого и политического подъема", но иначе трудно было сказать об энтузиазме, охватившем всех бойцов и командиров перед революционным праздником. И хотя вся подготовка к нему была традиционной, привычной, но в обстановке сражения за Сталинград она принимала глубокий, подлинно боевой и подлинно политический смысл.

Увеличился приток заявлений в партию. Беспартийные боец и командир хотели быть такими же, как и их товарищи по оружию - коммунисты. "Хочу бить врага, находясь в партии большевиков", "Если погибну, - считайте коммунистом", - так писали воины в канун 25-й годовщины Октября в записках, письмах, заявлениях перед боем.